А потом всех уродов убрать! - [37]

Сейчас, должно быть, три часа утра.

Мы бесшумно продираемся вперед в некотором беспокойстве. Как еще все обернется? Земля сухая и твердая, растения ритмично хрустят под ногами.

По некоторым признакам я начинаю понимать, что мы недалеко от обитаемых мест. То тут, то там виднеются следы, и вот у нас перед носом утоптанная дорога – она красуется под желтым взором луны, притворяющейся, будто смотрит в другую сторону.

– Стоп! – приказывает Гари.

Мы останавливаемся. Энди снова сверяет курс.

– Пошли.

Мы берем влево.

– Не шуметь, – приказывает Энди. – Уже совсем близко.

Еще четверть часа… и я наступаю на пятки Джеймсона, который только что застыл передо мной. Обер тоже не промахнулся – он со всей силой врезался в меня сзади. К счастью, он не очень тяжелый.

– Не прижимайтесь ко мне так тесно, Обер, – говорю я – Венгерки необычайно ревнивы. Кстати, где вы отыскали такое имечко? Вы канадец? Или кто?

– Могиканин, – говорит он. – Если бы, черт подери, я знал, почему меня так зовут!

– Т-с-с! – шепчет Энди. – Ну и ну, это еще труднее, чем ловить рыбу гарпуном, стоя на роликовых коньках.

Перед нами высятся деревья, за ними угадывается огромное здание. Это большой низкий дом, полностью освещенный снизу доверху – вернее сказать, по всей ширине, если учесть, что верх находится примерно на том же уровне, что и низ, как это, бесспорно, происходит со всеми одноэтажными домами.

Слышатся смутные отзвуки джаза, настоящего джаза… В окнах мелькают силуэты… Мы еще слишком далеко, чтобы разглядеть.

Энди приседает на корточки, и мы делаем то же самое.

– Рок, – зовет меня Энди. – И ты, Майк. Идите-ка сюда.

Я подползаю. Майк тоже. Энди снимает громадный бинокль и протягивает мне. Свой я, естественно, оставил в лагере.

– Посмотрите!

Я смотрю… Все как в тумане… Я подкручиваю колесико…

Ну и ну… весьма забавно.

На них ничего нет, кроме восхитительных ожерелий и браслетов из цветов. Нет, я преувеличиваю…

У одного – гирлянда на груди и цветная лента на голове.

– Раздевайтесь, – приказывает Энди. – Обер и Джеймсон, нарвите цветов и сплетите венки…

– Но я не умею! – скулит верзила Джеймсон.

– Идем, не волнуйся, – говорит Обер. – Это азы искусства. Сразу видно, что ты не играл в театре. В театре все научишься делать.

Я повинуюсь приказу и вскоре предстаю в самом что ни на есть легком наряде. Те, кто не занят сбором цветов, тут же меня обступают.

– Ничего себе, – говорит Николас. – Так это же Мистер Лос-Анджелес за прошлый год!

Я начинаю хохотать. У меня хороший портной, и когда я одет, не может быть никакого сомнения насчет моей анатомии (родители помогли мне в самом начале).

– Совершенно верно, – отвечаю я. – Но гордиться тут нечем Все принимают меня за идиота.

– Они не так уж ошибаются, – зубоскалит Гари.

В это время Майк Бокански, в свою очередь, освободился от одежд. Честное слово, мы не так уж диссонируем, стоя рядом. Этот парень Майк – на высоте.

Обер закончил прехорошенький браслет из цветов зинзигастробии и протягивает мне. Он мне очень идет. Джеймсон ограничился сбором цветов. Первый его венок – отвратительное свинство, и он больше не упорствует.

– Присоединяйтесь к ним, – говорит Энди. – И возвращайтесь поскорее, как только получите нужные сведения.

– А если мы ничего не узнаем? – спрашивает Майк.

– Я полагаюсь на вас, – отвечает Энди.

– Досадно, – жалуется Майк, – что со мной нет ни пса, ни гранат. Я совершенно безоружен.

– Как-нибудь разберетесь, – отвечает Сигмен. – Давайте пошевеливайтесь.

– Ладно, шеф, – говорит Майк. – Пошли. Он надевает украшения, и мы устремляемся вперед, шутки ради сцепившись мизинцами. Мужики втихаря захлебываются от смеха.

Поначалу мне немного неловко от моего костюма, но ночь такая чудная… И потом, похоже, на этом странном острове всем на все наплевать Я ожидал встретить Шутца в броне, за изготовлением роботов, которые захватят Америку или что-нибудь в этом роде… И вот – ничего подобного… Скромный дипломатический приемчик у сатиров…

Мы идем по дороге, вдоль которой тянутся клумбы. Музыка слышна все отчетливей.

На неожиданном повороте я вижу, как Майк, идущий впереди меня, резко вздрагивает.

На обочине – распятый человек. Мужчина, тоже голый. Очень белокурый, совершенно бледный. Зияющая рана рассекает ему слева грудь. Он прибит к стволу стальными колышками, пронзившими его прямо в сердце.

На шее болтается табличка:

ДЕФЕКТ ВНЕШНОСТИ

Майк хватает меня за руку, даже не отдавая отчета, что сжимает очень сильно…

– Что это? – бормочет он. – Разве у него есть какой-нибудь дефект внешности?

– Ну. – говорю я. – Теперь-то я уже с ним не поменяюсь, но раньше поменялся бы без разговоров.

– Он мертв, – говорю я вдобавок.

– В самом полном смысле слова, – отвечает Майк Он, как обычно, хладнокровен, но все же несколько смущен.

– Идем дальше или возвращаемся?

– Идем дальше, – говорит Майк – А там посмотрим.

Внезапно я начинаю ощущать, что не так уж и тепло, когда на тебе ничего нет. Что это за дефект внешности такой, если его не видно? Может, это просто предлог?

Мы подошли совсем близко и стараемся идти как можно тише. Перед нами – пара, идущая навстречу… Проходит мимо…

– Хм, – Майк поражен. – Если остальные такие же, как эти двое, я понимаю, почему они убрали того приятеля.