А потом он убил меня - [9]

— Поразительная история. Все это было на самом деле?

— Да! Поиски задокументированы, и он действительно до сих пор играет на скрипке.

— А сколько ему сейчас?

— За пятьдесят.

— Ого! — Я смотрю на человека в темном плаще, гадая, какие сюжеты его окружают. — А вот моя история раньше была совсем скучной. Теперь-то, конечно, все изменилось, — я улыбаюсь, — но первые тридцать лет или около того не случалось вообще ничего интересного.

— Интересен каждый. Просто нужно задавать правильные вопросы.

— Могу поспорить, тут вы дока.

— У вас я пока ничего не спрашивал.

— Подозреваю, это у нас впереди.

— Надеюсь, — произносит Сэм на удивление искренне.

— А сейчас вы чем занимаетесь? Все еще описываете чужие жизни?

— Нет, переключился на художественную литературу. Пишу для таких авторов, как вы.

— Ну уж, конечно, не совсем таких, как я.

— И снова вы могли бы удивиться.

— Да, вы уже говорили. О’кей, валяйте. Вместо кого вы писали?

— О, я мог бы такое порассказать! — До чего милая у него улыбка, пусть и чуть кривоватая. — Но уверяю вас: у писателей, даже у самых известных, порой случаются творческие кризисы. Это обычное дело, и тогда им просто нужно чуть-чуть помочь. Иногда в семье обстановка напряженная или сроки давят. А иногда автор настолько популярен и так хорошо продается, что в буквальном смысле слова не успевает писать достаточно быстро, чтобы удовлетворить спрос читателей.

— То есть вы вроде помощника творца.

— Совершенно верно.

— Но разве вас не возмущает…

Жужжит мой телефон: Джим спрашивает в сообщении, не забыла ли я про смокинг.

— …что вся слава достается кому-то другому? — заканчивает за меня Сэм.

— Мне пора. Спасибо, Сэм Хантингтон, приятно было познакомиться.

Он встает.

— И мне тоже очень приятно, Эмма Ферн. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Конечно. Я же ваша должница, помните?

— Нет, ничего подобного. Вы пили со мной кофе, помните? Такой был уговор.

Я собираю свои пожитки, Сэм придерживает для меня дверь.

— Я позвоню вам, Сэм Хантингтон, писатель-призрак. Спасибо еще раз.

* * *

— Спасибо, зайка, — говорит Джим, когда я вешаю пиджак на спинку стула. Сам он завязывает галстук перед маленьким зеркальцем, которое хранится у него в кабинете. Как правило, в ящике стола.

— Ой, ты не поверишь, что случилось, когда я его забирала.

Я рассказываю, как у меня не оказалось при себе ни кредитки (всерьез надеюсь, она валяется дома), ни наличных денег и как меня спас рыцарь в сияющих доспехах. Хотя нет, последнюю часть я опускаю, сказав, что за меня заплатил незнакомец из очереди и потом пришлось записывать его реквизиты.

— Думаю, нужно позвонить насчет кредитки в банк, — добавляю я. — Просто на всякий случай.

— Насчет кредитки? Я ее вчера вечером у тебя на столе видел, рядом с компьютером.

— Серьезно? — Я пытаюсь припомнить, когда снова ее достала. — Кажется, я схожу с ума. Ну да ладно, хорошо, что карта нашлась: значит, ее хотя бы не украли.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Просто заметил, что ты в последнее время стала забывчивой.

Я смеюсь, решив, что муж пошутил, ведь это он забыл про свой пиджак, но Джим ко мне не присоединяется, а касается ладонью моей щеки и молча смотрит на меня.

— Ничего подобного! — раздражаюсь я. — Что за ерунда?

— Да неважно, заинька. — Он наклоняется и целует меня в макушку. — Рад, что ты не потеряла кредитку.

Я качаю головой и пытаюсь придумать подходящий ответ, но толком не понимаю, из-за чего весь сыр-бор, поэтому просто мысленно отмахиваюсь от разговора.

— А знаешь, — замечает Джим, надевая пиджак, — люди постоянно проклинают этот город, а потом здесь случаются вот такие штуки. Это согревает душу.

Я поправляю ему галстук и вглядываюсь в лицо.

— Ты надо мной смеешься.

— Нет, не смеюсь, я серьезно. — Он дергает запястьем, смотрит на часы и сообщает: — Нам пора.

Я просовываю ладонь ему под локоть.

— Очаровательно выглядите, миссис Ферн.

— Спасибо, мистер Ферн. Вы и сами хоть куда.

Сегодня нам предстоит гала-ужин, где будут в очередной раз собирать средства для «Форума», и входной билет на него стоит как крыло «боинга». Раньше я любила такие мероприятия, однако в последнее время обнаружила, что мне сложно там ориентироваться. Во время светских сборищ я обычно нервничаю, но только не сегодня. Сегодня я чувствую себя замечательно. Я просто счастлива.

* * *

От вида просторного зала с колонами в античном стиле и великолепным сводчатым потолком захватывает дух. Столы прекрасно сервированы, в центре каждого — длинные свечи и цветы.

Мимо проплывает поднос с шампанским, я беру бокал и залпом выпиваю, и когда официант снова возникает неподалеку, меняю опустевшую емкость на полную.

Я гадаю, во сколько все это могло обойтись. Раньше «Форум миллениум» не устраивал настолько помпезного сбора средств. Обычно проводились вечеринки с коктейлями в какой-нибудь арт-галерее — все равно, заметьте, с размахом, однако не с таким.

Джим обнимает меня за плечи:

— Все нормально, заинька?

— Да, конечно, а что? — Я чуть не спрашиваю: «Что я забыла на этот раз?»

— Просто хотел убедиться, что ты не скучаешь. — Он берет мою руку, приподнимает ее. — Тебе по-прежнему нравится твое кольцо?