А не пора ли мне в ДОРОГУ?! - [11]

- Все проигрывают, Зол. – Мама наконец-то перебралась через надгробия и опустилась на одно колено рядом со мной, обхватив за плечи и посмотрев прямо в глаза. – Все, а не только ты. Погибших нельзя вернуть к жизни, но можно сделать выводы, чтобы иметь больше шансов в следующий раз подобного избежать.

- Избежать? Мне что, параноить и поддерживать постоянную бдительность? – У автора этой фразы, кажется, с бдительностью было не очень – слишком уж потрёпанным он выглядел. Хотя и там, я уверен, были свои причины. – Боюсь, я просто не смогу никому не доверять.

- В этом вопросе, сынок, принять решение должен ты сам. Я не могу сказать тебе игнорировать возможную опасность, как не могу сказать и бояться всего и всех, кто, потенциально, может тебе навредить.

Тонкая грань между страхом и реальной опасностью, да? Первый – плод воображения человека, а вторая – истина, которую нельзя игнорировать. Несложно понять, что каждый сам для себя решает, что он готов поставить на кон ради приобретения новых знакомств и впечатлений. А я такого выбора не делал никогда. Совсем никогда, всю свою двухсотлетнюю жизнь оставаясь одиночкой. Не несчастным, как можно подумать, а вполне самодостаточным одиночкой, в круг общения которого входила пара человек, да Всевышний с его неиссякаемым списком критически важных, - на самом деле, конечно же, нет, - для спасения мира заданий. Питомцы, которых я заводил в определённые моменты своей жизни, издохли так давно, что в моей памяти только их имена и остались. Это, на самом деле, удобно. Заботишься только о себе, делаешь, что хочется, и оглядываешься только на своего возвышенного работодателя. Самое страшное горе – трещина на излюбленной пивной кружке, и даже смерть ещё не конец.

- Я понял. – Думаю, извиняться за то, что я такой прибабахнутый сын, не стоит. Не поймут-с. – Поможете с определением и сожжением погибших? Я не помню имена их всех.

- Обязательно поможем. – Я чуть повернулся, наткнувшись взглядом на Валерию. Выглядела девушка откровенно плохо, на что недвусмысленно намекали огромные круги под глазами, необычно расхлябанная причёска и засохшая на одежде грязь. Впрочем, я сам выглядел не лучше – как-то времени не было для того, чтобы постираться. – Кларк, Залия и Дигон продолжат делать то же самое, но с другой стороны. А после мы проводим их души в последний путь.

Без священника… А, к чёрту! Пессимистичные мысли – это, конечно, здорово, жалеть себя приятно и всё такое, но вечно это продолжаться не может. Обуздание внутренних демонов – вот, на чём я должен сосредоточиться. А то не хватало мне ещё в депрессию впасть. Последние мозги за двести-то лет растерял, старик безусый…

- Теперь я в норме. Простите меня за то, что я успел наговорить.

Родители улыбнулись ободряюще, и я не смог не ответить им тем же. Да, фальшивая. Да, вымученная. Но всё-таки это улыбка.

Одна неудача – не конец всей жизни, и мне не стоило о том забывать.

Часть II.

В дальнейший путь мы отправились только через двое суток, за которые по дороге не проехал даже одинокий путник. Мы же, ограничиваясь лишь своими силами, поставили на колёса более-менее целые телеги, и запрягли в них уцелевших лошадей. Часть оставшихся перешла в разряд временных тягловых, а тех, что пострадали во время боя, прирезали. Немало времени отнял так же и сбор уцелевших пожитков с перевозимым ныне мёртвыми торговцами товаром, который предполагалось продать в ближайшем городе, а деньги разделить между уцелевшими. Я бы возмутился тому, что, возможно, у погибших остались семьи или родственники, но быстро понял, что поиски их родни в этом мире могут растянуться на долгие годы. Да и заниматься чем-то подобным желающих просто нет – зачем и ради кого? Не считая нас, все выжившие были из тех, кто прибился к каравану поодиночке.

Благотворительность и милосердие? Простите, но эти два слова нынче не в моде.

О наших вещах в двух словах – пострадал мой состоящий из книг багаж, в который попал шальное огненное заклинание, а так же бесследно исчезла часть вещей Залии вместе с, так сказать, передней половиной повозки. Адамантитовый меч, кинжалы и перчатка, которые я решил считать общим подарком от Глассовера и Кёльна, уцелели, что так же не могло не радовать. Но книги… Был бы дневник первого Палача обычной книжкой – и от него остался бы только пепел. Однако он стал частью меня, и сейчас, кажется, всё отчётливее ощущалась необходимость его прочесть.

- По коням! Доведём дело до конца! Но будьте настороже – нас теперь не так много!

Командовать назначили Дигона, как самого подходящего человека. Ведь всего двадцать человек на пятнадцать повозок, вместивших всё, что уцелело и что можно было продать, это совсем немного. Даже, я бы сказал, критически мало, так как пять телег пришлось цеплять «паровозиком», чтобы они просто тянулись следом за основной, управляемой группой. В график охранения включили даже меня, по-своему оценив мои ранние действия. Лично похоронить четверть погибших, которых знал лично, не всегда способен даже взрослый человек, так что я удостоился похвалы от Дигона. Как и предполагал, он – человек войны, привыкший держать своё слово. И переживал он не оттого, что погибло больше сотни человек, включая детей, а из-за невыполненного обещания помогать с защитой каравана от возможных опасностей. Сразу после отравления его хватило только на то, чтобы почти добраться до лагеря и упасть в кустах, и только из-за последних его, пожалуй, не добили. Просто не заметили…