А как будешь королем, а как будешь палачом. Пророк - [149]

Шрифт
Интервал

— А с нами-то что будет, Марийка?

— По-старому, по-старому будет. Ведь ты не убежишь от меня, на государственную службу не поступишь, детей сразу не заведешь. Все будет по-старому, Ендрусь. На пикник иной раз тебя захвачу, за город вывезу, какой-нибудь старинный костел покажу, замок, дворец, чтобы ты учился, набирался ума-разума. Ты ведь не женишься на ком попало, не возьмешь жену прямо от серпа, от снопа, едва умеющую читать по слогам. Тебе с ней разговаривать придется, беседовать по ночам, забавлять словом, чтобы не наскучить смертельно. Любовью будете сыты неделю, месяц, ну, с тобой, может, полгода, но потом начнете зевать, прятаться по углам, тупо сидеть на одном месте, смотреть телевизор, бегать по кино, чтобы убить время, изрубить топором, на мелкие кусочки секачом изрезать.

— Скучно тебе со мной, Марийка?

— Нет у меня времени скучать, милый. Теплицы, фабричка — с этаким грузом никогда не соскучишься.

Не присмотрел я себе невесты, не привел в виллу, не представил Марийке. Однако, когда она уезжала в город или за город покупать мясо, добывать пластмассу, дерево и рог, заглянул разок-другой на нашу кухню, мелким бесом подкатился со сладкими речами к кухарочке, а спустя несколько дней завел в свои комнаты. Не раз и не два вместе с ней жарил печенку, может быть, даже пересолил. Девчонка, плутовка, такая была охочая, прилипчивая, как мед весной, себя забывала в любви, в такое приходила волнение, словно спешила на майский праздник, в костел к вечерне. Я боялся, как бы Марийка в один прекрасный день чего не заметила, потому что кухарочка глаз с меня не сводила, так вертела головой, что чудом не сворачивала себе шею, краснела, старалась украдкой погладить по руке, лучшие кусочки, когда Юзека не было поблизости, на тарелку подкладывала, и юбчонки ее становились все короче. Потому не диво, что, когда майской, июньской ночью, горячей от искр, от железной крыши, душной от неистовствующих в саду цветов приходила ко мне в чем-то воздушном Марийка, я засыпал подле нее, украдкой похрапывал, свернувшись калачиком, словно лежал на лугу, зарывшись после косьбы в подсыхающую копенку сена.

— Ты меня больше не любишь, Ендрусь, не милуешь, — жаловалась Марийка, изображала едва созрелую девчоночку, шепелявила, как дитя малое, прикидывалась передо мной впервые зацветающей вишенкой. — А может, ты переутомился, голубок, может, я слишком много на тебя навалила обязанностей? Завтра не пойдешь в теплицы. На фабричке только посидишь, поболтаешь с художниками. А может, съездим на пару дней за город, поживем в деревне, в знакомом лесу, где травяной Христос, потешимся?

И мы уезжали за город, удирали от салата, цветов, крючков и пуговиц. Христос под дождем, на солнце все больше зеленел, разбегался по лесу травой, муравейником. Любовь наша, будто освященная этим расползающимся муравейником, этой травой, снова разгорелась, зашумела по буграм и ложбинам, покатилась нагишом по траве, впилась зубами в недавно оттаявшее, пробудившееся впервые за много лет от дремоты жаркое тело. Там же Марийка втайне от хлопочущего на поляне Юзека, пробующего по кусочку от каждого блюда, по глоточку от каждого напитка, втайне от едва оперившихся птиц, гомонящих в дупле, от змеи, выползающей из загробного мира на ковер из мха, сказала мне, что в августе повезет меня к Черному морю, в Румынию.

— На солнышке полежим, на песочке, в соленой воде поплаваем, отведаем, какой он, другой мир. Тянет меня к теплу, к зною. С недавнего времени тянет. С тех пор, как тебя узнала, видятся мне по ночам горячие воды, пальмы, южные фрукты. Однажды приснилось, что я съела две корзины апельсинов. Помнишь, я даже велела в тот день принести из магазина целую корзину. Мы сидели на ковре, чистили их руками, зубами, а сок стекал по пальцам, с локтей капал. Я уже все обдумала. Нашла учительницу, договорилась, она начнет приходить на той неделе, молоденькая студентка. Только, смотри, не влюбись, не вскружи ей голову. Язык будешь учить. Французский, чтобы обед мог заказать, фруктов купить, спросить дорогу.

С тех пор каждый божий день пополудни, вернувшись с фабрички от художников, я учил французский: парле ву франсе, экскюзе муа, силь ву пле. Несколько раз по такому случаю мы заказывали нашей молодой кухарке устрицы, лягушачьи бедрышки, садились за стол, священнодействовали, запивали купленным за валюту шампанским. Из-за этих лягушачьих бедрышек, из-за устриц, вынутых из раковин, посоленных, порубленных, поджаренных на масле с укропом, с чесноком, славная наша кухарочка целый день на меня дулась, близко к себе не подпускала. Через месяц, когда я с грехом пополам смог перечислить предметы в комнате, «ма шери» — Марийку назвал, она на цыпочках подошла к буфету, вынула из ящика какую-то бумагу, вставила в золотую рамку и подала мне с поклоном, чуть ли не на колено опустилась. Это был аттестат зрелости, где сообщалось, что я, Ендрусь, окончил сельскохозяйственный техникум. Я поблагодарил Марийку, «мон кер» опять же, ей сказал, шибко грамотный, завсегдатай светских салонов. С тех пор каждый день, занимаясь языком, целуясь по углам со студенткой, моей учительницей, которая мне все больше и больше нравилась, беседуя с художниками, я ждал, дрожа, не предстоит ли мне в один прекрасный момент стать магистром, отправиться в школу обучать молодежь, как пахать землю, сеять хлеб, чистить кирпичом лемех, подвязывать лошадям хвосты.


Рекомендуем почитать
Чертова дюжина страшилок

В этой книге собраны жизненные наблюдения, пронизанные самоиронией, черным юмором и подкрепленные «гариками» Игоря Губермана.Я назвала их страшилками.До встречи, читатель!


Цикл полной луны

«Добро пожаловать! Мой небольшой, но, надеюсь, уютный мирок страшных сказок уже давно поджидает Вас. Прошу, прогуляйтесь! А если Вам понравится — оставайтесь с автором, и Вы увидите, как мир необъяснимых событий, в который Вы заглянули, становится всё больше и интереснее. Спасибо за Ваше время». А. М.


Кэлками. Том 1

Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.


Короткая глава в моей невероятной жизни

Симона всегда знала, что живет в приемной семье, и ее все устраивало. Но жизнь девушки переворачивается с ног на голову, когда звонит ее родная мать и предлагает встретиться. Почему она решила познакомиться? Почему именно сейчас? Симоне придется найти ответы на множество вопросов и понять, что значит быть дочерью.


Счастье для начинающих

Хелен поддается на уговоры брата и отправляется в весьма рисковое путешествие, чтобы отвлечься от недавнего развода и «перезагрузиться». Курс выживания в дикой природе – отличная затея! Но лишь до тех пор, пока туда же не засобирался Джейк, закадычный друг ее братца, от которого всегда было слишком много проблем. Приключение приобретает странный оборот, когда Хелен обнаруживает, что у каждого участника за спиной немало секретов, которыми они готовы поделиться, а также уникальный жизненный опыт, способный перевернуть ее мировоззрение.


Очарованье сатаны

Автор многих романов и повестей Григорий Канович едва ли не первым в своем поколении русских писателей принес в отечественную литературу времен тоталитаризма и государственного антисемитизма еврейскую тему. В своем творчестве Канович исследует эволюцию еврейского сознания, еврейской души, «чующей беду за три версты», описывает метания своих героев на раздорожьях реальных судеб, изначально отмеченных знаком неблагополучия и беды, вплетает эти судьбы в исторический контекст. «Очарованье сатаны» — беспощадное в своей исповедальной пронзительности повествование о гибели евреев лишь одного литовского местечка в самом начале Второй мировой войны.


Избранное

Тадеуш Ружевич (р. 1921 г.) — один из крупнейших современных польских писателей. Он известен как поэт, драматург и прозаик. В однотомник входят его произведения разных жанров: поэмы, рассказы, пьесы, написанные в 1940—1970-е годы.


Дерево даёт плоды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Польский рассказ

В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.


Современные польские повести

В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.