А. К. Толстой - [16]

Расставшись с Софьей Андреевной, Толстой приехал в Красный Рог к матери. У него была надежда сломить ее сопротивление и уговорить не противиться его любви. Бывший в Красном Роге в это время двоюродный брат Толстого Л. Жемчужников в своих воспоминаниях рассказывает о тягостных разговорах, которые велись между сыном и матерью и в которых ему часто приходилось быть посредником. Жемчужников, по его словам, держал сторону Толстого и сам наедине неоднократно пытался убедить Анну Алексеевну в том, что ее сын будет счастлив только с Софьей Андреевной. Но мать Толстого не желала ничего слышать. Она очень враждебно относилась к Софье Андреевне, подозревала ее «в неискренности, лживости, расчетах». Все, что ни говорилось в защиту Софьи Андреевны, Анна Алексеевна воспринимала с неприязненной непреклонностью. Состояние самого Алексея Константиновича Жемчужников описывает таким образом: «Он любил обеих, горевал, и душа его разрывалась на части. Никогда не забуду, как я сидел с ним на траве, в березняке, им насаженном: он говорил, страдая и со слезами, о своем несчастии. Сколько в глазах его и словах выражалось любви к С. А., которую он называл милой, талантливой, доброй, образованной, несчастной и с прекрасной душой. Его глубоко огорчало, что мать грустит, ревнует и предубеждена против С. А., несправедливо обвиняя ее в лживости и расчете. Такое обвинение, конечно, должно было перевернуть все существо доброго, честного и рыцарски благородного А. Толстого».

Переговоры с матерью окончились ничем. Но оба остались непреклонны. Конечно, не желая совершенно расстраивать мать, Толстой пока не мог думать об официальном браке, потому и Софья Андреевна не затевала хлопотное дело о разводе. Но теперь они все чаще жили вместе и фактически уже были мужем и женой.

От природы одаренная недюжинным умом, Софья Андреевна получила прекрасное образование, окончив одно из закрытых женских учебных заведений. Приехавший однажды в гости к Толстому известный академик, цензор А. В. Никитенко узнал в Софье Андреевне свою бывшую ученицу. Софья Андреевна владела 14-ю иностранными языками, великолепно знала мировую историю и литературу, прекрасно разбиралась в искусстве, обладала незаурядными музыкальными способностями. Она никогда не кичилась своей энциклопедической образованностью, своими способностями, которые она как будто совсем не ценила. Современница вспоминает, как нехотя, после уговоров, Софья Андреевна согласилась читать Гоголя по-французски с русского оригинала, сразу и без подготовки, причем читала так свободно и легко, словно этот прекрасный перевод был сделан заранее. Покоряла она слушателей и своим очень красивым, мягким и сочным контральто. Ее голос обыкновенно уподобляли голосу сирены или ангела. Лицо ее не было красиво, хороши были лишь густые, пышные, светлые волосы и стройная фигура, но она пользовалась большим успехом у тех мужчин, которые предпочитали хорошенькому личику красоту души и ума. Именно эти качества и привлекли Алексея Константиновича. Он писал ей: «Мне кажется, что мы родились с тобой в одно и то же время и что мы всегда знали друг друга. Вот почему я так рванулся к тебе с первой же встречи, еще ничего о тебе не зная: в твоем голосе я услышал нечто родственное мне самому и слышанное мною ранее».

У Толстого было безмятежно-счастливое детство, и ему представлялось нелепым, что ее не было рядом с ним в эту сказочную пору. «Мне кажется, что у нас было общее детство… Куда же ты делась с тех пор? Где ты скрывалась? Я хотел бы излить тебе свою душу. Я хотел бы, чтобы ты вспомнила наши детские игры… Почему тебя отняли у меня?» Если на балу он видит прелестную, юную, шестнадцатилетнюю девушку, его охватывает сожаление о безвозвратно прошедшем для них возрасте очарования и невинности. Он представляет себе, какой была бы на месте этой девушки Софья Андреевна: «Когда я вижу ее прелестные плечи, ее нежный цвет лица, ее тонкую талию, ее полные грации движения, я думаю о твоих шестнадцати годах, о тебе, танцующей среди сотен других женщин и девушек, и о себе, упустившем свое будущее и свое счастье Бог знает, где, и Бог знает, как. Но мне кажется, что это время должно возвратиться, что твои шестнадцать лет не могли быть похищены у меня навсегда, что я найду и вновь обрету тебя юной девушкой, что невозможно, чтобы другой, а не я любил тебя в твои шестнадцать лет… Но твоя душа всегда со мной, и ей всегда шестнадцать лет». Чистота, невинность, свежесть — вот самые привлекательные качества для Толстого. Недаром всю жизнь страстно любил он весну, пору надежд и цветения:

Душистый цвет, плодом незаменяем!

Мысли о чистоте, о трепетной юношеской несбывшейся любви преследовали его как наваждение: «Если я никогда не изменял тебе, то это потому, что я испытываю мучительную и почти безумную страсть к шестнадцатилетней Сонечке, которую я никогда не знал и о встрече с которой в будущей жизни молю Бога. Не ревнуй меня к этому ребенку, потому что это ты сама».

Отметая житейский сор, все случайное и наносное, чем неизбежно засоряется любая жизнь, он переносит свою любовь в сферы духа, неподвластные разрушительному действию времени.