... а Ганг течет дальше - [43]

Я свободно вздохнул, когда выбрался наконец из потока пребывающей в экстазе толпы. Шум базара показался мне уж не столь оглушительным, и я не увидел ничего неестественного в том, что бык, которому я мешал пройти, оттолкнул меня рогами. Да и что можно было сделать в толпе фанатиков, если они скорее да\и бы животному растоптать себя, чем позволили бы убить его. Поблагодарить «божественного» быка за оказанную честь казалось более уместным, чем ударить его.

В Бенаресе четвероногим посвящен специальный храм с колоннами. Как символ плодовитости возвышается в нем каменная скульптура коровы ярко-красного цвета более чем в натуральную величину, с глазами навыкате. Ее тоже чтут, благоговейно склоняются перед ней в молитве, увешивают цветами, одаривают приношениями.

Храм Дурги не посвящен обезьянам, но они обосновались в нем, как у себя дома. Целыми семьями кувыркаются они, дерутся и гоняются друг за другом по каменному полу, визжат, спят — одним словом, ведут себя так непринужденно, как могут позволить себе только обезьяны. Будто подражая своим двуногим родичам, они терпеливо выжидают посетителей, чтобы — каждая на свой лад — выклянчить подачку. Те, которые побоязливее, усаживаются на выступы стен и молящими, страдальческими глазами смотрят на приношения, большинство же по сигналу вожака старается штурмом завладеть дарами. Только очень немногие стоят прямо на дороге и выпрашивают еду. Дерзко, без стеснения протягивают они длинные лапы и, если им не сразу дают лакомство, недолго думая вырывают его из рук. Нравы животных хорошо известны, кормить их принято и доставляет удовольствие посетителям, поэтому тут же около храма продают земляные орехи.

Но не все обезьяны довольствуются подачками набожных посетителей и любопытных туристов. Будучи животными «священными», а следовательно, и неприкосновенными, они опустошают поля, уничтожают посевы и похищают у крестьян спелые плоды. А поскольку обезьян миллионы и жадность их не знает границ, стада этих животных стали для страны настоящим бедствием, с которым невозможно бороться.

Мало того что обезьяны ловкие воры, в городах они обрывают телеграфные провода, пачкают прохожих и мешают торговле на базаре. Поэтому в Дели было решено покончить с их хозяйничаньем. Так как вера запрещает индусам убивать зверей, которые помогли богу Раме одержать победу над врагами, их устранением занялся «обезьянолов» — индийская разновидность сказочного немецкого крысолова из Амельна. С проволочными корзинами и бананом в качестве приманки шагал он по улицам и ловко вылавливал хитрых зверей, а потом в машине вывозил их далеко за ворота города, в поля. Крестьянам же, которые не владеют столь тонко разработанной техникой, и по сей день приходится страдать от обезьян.

Единственная пока отдушина в решении «обезьяньей» проблемы — экспорт их за границу. Зоопарки, клиники и исследовательские учреждения многих стран скупают ежегодно десятки тысяч обезьян для показа или научного экспериментирования. При этом все остаются довольны: крестьяне освобождаются от своих мучителей, казна получает иностранную валюту, а налагаемое индуизмом табу формально не нарушается. Даже ученые брахманы не возражали против такой сделки. Тем не менее любителям экзотики, собирающимся посетить Индию, нечего опасаться, что эти проказливые существа могут там перевестись — ведь по численности они занимают после коров второе место в стране.

Не только бесчисленными храмами со скопищами садху, мошенников и жрецов славится Бенарес, но и гхатами, которые каскадом сбегают с высоких набережные прямо в воду и гранитными ступенями окаймляют берег Ганга. По ним верующие спускаются к «священной» реке, чтобы, отрешившись от земных дел, греться возле воды на солнце и купаться.

По убеждениям индусов,

омовение в священной воде Ганга

очищает не только тело, но и душу

Уже с раннего утра по городу начинают двигаться многотысячные процессии. Подобно мощному потоку, катятся по улицам толпы верующих, они устремляются по гхатам к воде и наконец как бы сливаются со священной рекой. Люди бредут пешком, ковыляют на костылях, едут на рикшах, а некоторых тащат на носилках. Здоровые хотят стать еще здоровее, а больные — найти исцеление. С ними идут коровы. Спотыкаясь и падая на слишком крутых для них ступенях, они кидаются к воде напиться. Паломники о таких мирских потребностях и не помышляют. Не желание освежиться, смыть с себя пыль и грязь, поплавать или насладиться прохладой воды привело их к Гангу. Для паломников купание — символический акт очищения души, так как, по представлениям верующих, святая вода уносит с собой грехи. Вполне понятно, что при такого рода «духовном омовении» нет нужды раздеваться. Люди входят в реку в одежде: мужчины — в дхоти, женщины — в сари. Пляжных костюмов и кабин для переодевания здесь нет, и только похожие на огромные грибы широкие зонты из пальмовых листьев отдаленно напоминают о купании в наших широтах.

Купаются с утра до вечера. Прокаженные выставляют свои гноящиеся раны напоказ и усердно поливают разлагающиеся части тела водой Ганга, которой здоровые полощут рот и горло. Тут же пьет корова, опустив в воду мокрую от слюны морду. Медленно плывет пепел сожженных трупов, брошенный в воду выше по течению реки. Люди, живущие на лодках, а их, пожалуй, не меньше, чем молящихся и купающихся, из того же самого Ганга берут воду для питья и в него же бросают отходы и нечистоты.