... а Ганг течет дальше - [33]

— Многие считают меня просто шутником, но они меня не поняли. Я стремлюсь не только смешить и развлекать, но и разоблачать плохое, пробуждать симпатии к хорошему, прекрасному, благородному. Своеобразие моей манеры игры в том, что я добиваюсь желаемого результата при помощи юмора, смеха, так как они разят цель точнее, чем брань.

Индийское кино имеет сравнительно большую историю — уже в 1913 г. в стране был снят первый немой фильм. Но в течение 40 лет, пока режиссеры и операторы плели на экране фантастические небылицы, не имевшие никакой художественной ценности, оно не проникало в другие страны. Лишь с вышедшего в 1953 г. фильма «Два бигха земли», в котором серьезно и правдиво рассказывалось о проблемах и заботах простого крестьянина, началась новая эпоха в индийской кинематографии. Она ознаменовалась появлением реалистических высокохудожественных фильмов, и если сейчас индийское киноискусство завоевало признание всего мира, то в этом бесспорная заслуга той небольшой группы режиссеров, которая изгнала из своих студий махараджей и богов и сделала главным героем фильмов современного индийца.

Индийская свадьба

Украшенные лампочками деревья в саду Иш Кумар Пури напоминали о рождестве. Только совсем не рождественской была жара, такая, что даже вечером не хотелось надевать ничего, кроме легкой рубашки «бушот». В тот день мне, правда, пришлось отказаться от этой удобной одежды, так как я был приглашен на свадьбу в семье Пури.

Обычно все семейные торжества происходят в доме, но на этот раз он стоял одинокий, всеми покинутый и забытый, а для приема гостей в саду был разбит четырехугольный шатер — пандал. Человеку непосвященному он мог показаться слишком большим для семейного праздника, но хозяева знали, что их ожидало в этот день. Все, кто находился с женихом или невестой хотя бы в самых отдаленных родственных отношениях, был связан с ними хотя бы поверхностным знакомством или по каким-то другим непонятным мотивам считал себя вправе претендовать на гостеприимство Пури, не преминули явиться к столу. Никто из гостей не ожидал специального приглашения. Да и к чему оно! Когда за несколько недель до этого я, проходя мимо, загляделся на свадьбу в совершенно незнакомой семье, меня тотчас усадили за стол и стали радушно угощать. Не удивительно, что в пандале Пури вскоре не осталось ни одного свободного места.

Все мужчины, большей частью, очевидно, дельцы, были в европейских костюмах, женщины же, наоборот, — в ярких сари. Одинаковый у всех дам наряд не мешал каждой из них найти что-то, что подчеркнуло бы ее индивидуальный вкус. Чаще всего это сказывалось в мелочах: в немного более светлом тоне красной точки на лбу — кум-кума — или в своеобразной манере накидывать на плечи богато украшенный головной конец сари, но от внимания индийцев эти детали не ускользали.

Из напитков подавался только лимонад. Сухой закон и на этот дом наложил свое «отрезвляющее» вето, сэкономившее его хозяевам кучу денег. Да и вообще, кроме места у стола и пары сигарет, многочисленным гостям почти ничего не предлагалось: они расхаживали по пандалу, беседовали о личных и служебных делах, наблюдали за приготовлениями жреца, расположившегося со своей утварью немного поодаль. Непременное и в Индии свадебное пиршество состоялось позже в доме невесты, где в предвидении еще большего наплыва гостей столы были накрыты сразу в двух шатрах. У самого входа в сад расположились музыканты. Они исполняли марши вперемежку с опереточными мелодиями, которые, как мне показалось, мало интересовали гостей. Но ничего не поделаешь — такова традиция!

Потребовалось несколько часов,

чтобы одеть Манораму Чандок к свадьбе

Индусскую свадьбу и в наши дни трудно себе представить без участия жреца. Исполняемый им церемониальный обряд имеет значение регистрации брака, сам же жрец выступает в роли чиновника, ведающего актами гражданского состояния. Правда, совсем недавно в Индии было введено и гражданское бракосочетание, но традиции еще настолько сильны, что к нему мало кто прибегает.

Чтобы соблюсти необходимую дистанцию между собой и остальными «смертными», жрец, которому надлежало скрепить брачный союз в семье Пури, не присоединился к гостям, потягивавшим лимонад, а расположился особняком на веранде. Этот священнослужитель, имевший в дхоти, поношенном пиджаке и тюрбане не очень-то торжественный вид, беспрестанно варил какие-то масла, жег травы, манипулировал странными сосудами, окружая себя облаками дыма, благовониями и — в не меньшей мере — таинственностью. Ритуал чуть было не нарушил жених — двадцатисемилетний книготорговец Иш Кумар Пури: ему никак не удавалось соорудить на голове тюрбан из длиннющего куска шелка. Если бы ему на помощь не пришли родственники, присутствовавшие, как принято в Индии, в полном составе, и не завязали жениху первый в его жизни тюрбан, старинным обычаям был бы нанесен непоправимый урон.

Собственно свадьба состоялась позже в доме невесты, а многочисленные церемонии в саду Пури были только приготовлениями к ней. Тюрбан Иш Кумар Пури окропили маслом, на голову ему возложили золоченую корону, и каждый из родственников коснулся ее рукой. Затем лицо жениха закрыли золотой вуалью, а на шею ему повесили гирлянды из цветов; жрец при этом не прекращал вполголоса произносить заклинания, время от времени воздевал руки и выкрикивал какие-то слова. В завершение жениху вручили позолоченный меч — символ мужской силы и кокосовый орех — символ плодородия.