А если Бог это я? - [7]

— Прошу прощения, но я не на должности врача.

— Мне это известно, вы знаете, где-то с парочку пациентов тоже это понимает, хотя эти как раз не проговорятся и словом. Но зачем нам шум в средствах массовой информации? Сделаем свое, получим письмо с благодарностью от государственной организации, которая станет очередным козырем в нашей колоде, так, на всякий случай, а мы обо всем забудем.

Ружицкий только вздохнул. Он поднялся с места и подошел к панорамному окну. Весенний вечер очаровывал всеми своими прелестями. На стоянке и в небольшом парке поблизости медленно загорались натриевые лампы, прохожие не маршировали, чтобы достичь строго определенной цели, как зимой, но лишь сновали по широким аллеям, увлеченные покоем и целой гаммой запахов.

Мужчина понимал то, что Станьчик прав. До сих пор инстинкт не подводил того даже в самом мелком деле. Ружицкий отвернулся от окна, опирая спину о прохладное стекло.

— Так что там с тем заключенным?

— Не знаю. Обычно полицейские кажутся такими приземленными и прагматичными, но тут запихивают какую-то фантастику.

— Мужичок пожирает сокамерников?

— Тепло, тепло.

— Блин! Мне как, уже начинать бояться?

Станьчик отставил бокал.

— По их словам, несколько заключенных умерло при невыясненных обстоятельствах. Конкретно же — во сне. Вроде бы, ничего странного. Но, во-первых, они портят статистику; во-вторых, это всегда случается в камере, в которой находился наш будущий пациент; в-третьих, все жертвы ему чем-то насолили. Классическое следствие никаких результатов не дало; установленное в камере видеонаблюдение тоже ничего не прояснило.

— Экзорциста[12] не вызывали?

Станьчик лишь печально усмехнулся.

— Только не надо смеяться, но разве вы точно уверены в том, что убить кого-нибудь во сне абсолютно невозможно?

Ружицкий наклонился над директором, опирая руки о столешницу.

— Пан директор, я уверен в этом со всей стопроцентной гарантией того, что я знаю, о чем говорю.

Станьчик поглядел ему прямо в глаза.

— Даже если он такой, как вы?

— Даже. Повторю еще раз. Спящий человек абсолютно не способен кого-нибудь убить. Это совершенно невозможно.

Шеф как будто бы успокоился; буркнул, что в таком случае придется лишь оформить кучу бумаг для полицейского управления с заключениями экспертов, и что в подобном случае все было бы нормально. Все будет в порядке.

Но вот Ружицкого, совершенно неожиданно и иррационально, этот случай заинтересовал. В бредни полицейских он не верил. Но… Это неуловимое нечто, чувство того, что он прикасается к тайне, вызвало, что этот вечер показался ему особенно удачным. Ружицкий задумался и уже не видел, как Станьчик подошел к замаскированному бару.

— Так что, не соблазнитесь хотя бы одной рюмочкой? — директор поднял вверх бокал с новой порцией.

— Нет. Благодарю.

— Завидую я непьющим.

* * *

— Хоп, хоп! — крикнул он, выходя из большого бунгало. — Есть здесь кто-нибудь?

Ханка поднялась с разложенного на пляже узорчатого одеяла. Хотя она была совершенно голой, но исполнила преувеличенно приличный, викторианский поклон, а точнее — книксен.

— Мой король, каким образом я могла бы удовлетворить твои безнравственные желания?

— Только без актерства, Ханка.

Та кивнула и сменила тон.

— Ну тады пущай скажет, чего он желает, и как ему зад подставить?

— Ну, знаешь? — невольно усмехнулся мужчина. — Так со мной тоже не надо.

Девица захихикала, подавая ему поднос, на котором находились стакан с виски и длинная сигара. Ружицкий закурил, не согревая свернутые табачные листья, жадно затягиваясь дымом.

— Дай какой-нибудь коньяк. Тут один тип подстроил мне вкус.

Ханка быстро поменяла стакан на бокал. Точно такой же, каким еще несколько минут назад пользовался Станьчик. Мужчина опустошил его одним глотком и, пытаясь не кашлять, затянулся сигарой.

— Уууу… А не слишком ли быстро?

— У меня нет времени.

Девица пожала плечами, в результате чего ее крупные груди вошли в интригующий резонанс. После чего она глянула — подозрительно, исподлобья.

— Это у тебя нет времени? У тебя?

— Ладно, ладно… Только не надо цепляться к словам. На сегодня я запланировал визит еще у одной пациентки.

— Трахнешь ее?

— Я же не педофил. Она еще ребенок.

— А… — понимающе вздохнула Ханка. — Так может созвать гарем?

— Нет. Наяву у меня нет времени даже принять душ. Пока же что дай мне еще один коньяк и кофе.

— Уже делаю, мой миленький шеф!

И она ушла, специально, возможно — даже садистски, крутя своей фигуристой задницей. У-у, ведьма! Он постоянно размышлял: почему именно она. Ханка была соткана из целой массы известных ему женщин. Но вот одного он понять не мог. Ханка была собранием их наилучших черт, плюс их общей ехидности. Что, разве именно этого он подсознательно желал? Чтобы всегда присутствовал какой-то вызов? А не один только секс, простенький, словно обслуживание пневматического молота? Он уселся в плетеном из лозы кресле на самом краешке у искрящегося моря и пыхал сигарой. А интересно, чего хотел он сам? Ведь наверняка не этой вот аркадии, которая, пускай и скрывала в себе множество загадок, была скучной до рвоты. Настоящие чудеса происходили в ином месте. А здесь? Ну, скажем, милая остановочка, местечко для отдыха, где можно собрать мысли или, в зависимости от потребностей, облегчиться. Курилка в одном флаконе с пивной. Здесь он мог выпивать и курить, сколько влезет, чтобы через мгновение проснуться трезвым, словно стеклышко, без похмелья и кошачьего дерьма во рту. В яви он отказывался от стимуляторов, желая сохранить тело и душу здоровыми. А здесь перепробовал чуть ли не все, даже самые жесткие наркотики. Ну и целый гарем, имя которому было «легион».