А что потом? - [38]

Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз видела мистера Скотта — возможно, несколько месяцев назад? Нет, почти год назад. Почему-то, он выглядит по-другому. Думаю, дело в его волосах. Сейчас они длиннее. Помню, он всегда коротко их стриг, и думаю, длина и цвет его волос делают его глаза выразительнее. По тому, как его описывал Крис, я представляла себе угрюмого человека с хмурыми морщинами и вечно мрачным выражением лица, но он выглядит счастливым и весёлым.

— Ну, как, ребята, повеселились? — спрашивает он так, словно пытается скрыть смех. Не в саркастическом смысле, как обычно родители спрашивают, когда видят дюжину подростков с пластиковыми стаканчиками, возможно. наполненными алкоголем, на улице уже почти два часа ночи.

— Да, — быстро отвечает Крис.

— Лиза, как ты? Давно тебя не видел, — произносит мужчина, выезжая на дорогу.

— Я в порядке, — отвечаю я, убеждаясь, что улыбка подходит моему приподнятому тону голоса.

— Такое чувство, что я вечность не видел вас с Эйданом. А где он, кстати говоря?

— Эйдан — это Эйдан, — отвечает Крис.

— Вы всегда были, как Три Мушкетёра, — смеётся мистер Скотт.

— Да, он всегда тыкает в кого-то своим мечом, — говорю я и немедленно вспоминаю, что рядом со мной сидит родитель.

Вместо того, чтобы нахмуриться, мужчина искренне смеётся.

— Спасибо, что забрал нас, пап. Я думал, приедет мама, — говорит Крис, быстро меняя тему.

— Она устала, а мне было нечего делать. Я решил, что вечерняя поездка поможет заснуть, когда приедем домой. Как твоя мама, Лиза? Её я тоже давно не видел, — спрашивает он.

Живот скручивает, но я пытаюсь скрыть, насколько неловкая для меня эта тема.

— Всё хорошо.

— Мы тоже ходили на подобные вечеринки. Я, твоя мама и твой отец, — с улыбкой произносит мужчина.

Я поднимаю голову. Никто не говорил о моём отце. Он ушёл, когда мне было два года, так что люди думают, что это больная тема. Должно быть, он был реальным придурком, раз оставил меня и мою маму, просто сказав «пока». Но я всё равно стремилась узнать о нём как можно больше. Я знала, что мистер Скотт и мои родители ходили в одну школу, но думаю, что он никогда не рассказывал мне об отце, потому что тема просто не всплывала.

— Моя мама не любит говорить об отце, — слова произнесены раньше, чем я могу их подкорректировать. Эмоции в моём голосе застают меня врасплох.

Мистер Скотт смотрит на меня и понимает, что ему следовало быть осторожнее со словами и воспоминаниями.

— Когда я знал его, он был хорошим парнем.

Остаток дороги мы преодолели быстро и молча. Мистер Скотт переключил радиостанцию с хитами восьмидесятых на ту, где играла музыка, которая нравилась нам с Крисом. Я даже немного удивлена, что он знает, какую музыку мы слушаем. Пытаюсь отвлечь себя, сосредоточившись на песне, а не на размеренных мыслях о моём отце. Смотрю через плечо на Криса, который, кажется, уснул. Задаюсь вопросом: сколько пива он выпил. Должно быть, пару банок, что совершенно на него не похоже. Это бы объяснило его сговорчивость с Амандой. Перевожу взгляд на мистера Скотта, который барабанит пальцами по рулю в такт песне.

— Итак, какая проблема у тебя с математикой? — спрашивает он, быстро глянув на меня.

Я тихо смеюсь.

— Не думаю, что у меня с ней всего одна проблема.

Широкая улыбка появляется у него на лице.

— Я встречал много людей, у которых не было проблем с математикой. Думаю, здесь дело в самом явлении математики.

— В явлении математики? — переспрашиваю я.

— Да. Просто подумай, когда у тебя начались проблемы с ней?

— Эм, где-то в седьмом классе, я думаю. Когда буквы, цифры и уравнения появлялись одновременно.

Он кивает.

— Наверное, ты просто отгородилась от неё. Она пугала тебя, и ты установила ментальную стену. Ты сама для себя усложняешь её.

Невольно хмурюсь.

— Не думаю, что это так.

— Тогда что ты думаешь?

Я замолкаю и задумываюсь на секунду.

— Мне просто трудно понять её. Она невероятно запутана. Такое чувство, что мозг сворачивается каждый раз, когда я пытаюсь решись что-то.

— Видишь? Это я и имею в виду. Подумай об этом. Так как ты не страдаешь никаким видом умственного расстройства, то уверен, что твой мозг не сворачивается от одного вида уравнения, — шутит он. — Думаю, она тебя просто пугает. Ты уже послала импульс своему мозгу, что ты не сможешь понять математику, что провоцирует мозг на потерю концентрации, отвлечение, ты просто сдаёшься, ещё даже не попробовав. Математика — это не то, что ты не в состоянии делать, пока сама не убедишь себя, что неспособна на это. — Он посылает мне ободряющую улыбку.

— Возможно, вы правы.

— Я точно прав, — кивая, произносит он. — То же самое было у меня с английским. Я ненавидел читать. И писать ненавидел настолько, что сам убедил себя в том, что просто не могу это делать. Я не хотел делать это, пока на самом деле не начал верить, что способен на подобное.

— Кажется, в этом есть смысл, — отвечаю я, заметив, что мы подъезжаем к нашему старому дому. Должно быть, он забыл, что я больше не живу рядом. — Эм, мы переехали.

Он морщит лицо и осознание отпечатывается на лице мужчины.

— Оу, да. Помню, Гвен что-то такое говорила.

Я пытаюсь проглотить смятение, застрявшее в горле и игнорирую вспышку симпатии к его выражению лица. Могу представить, что он слышал. Миссис Скотт милая, и я никогда не считала её злобной или сплетницей, но всё в Мэдисоне знают, что когда ты переезжаешь куда-то, кроме Форс Стрит, — это переезд вниз по социальной лестнице. После всей кутерьмы с разводом отчима и мамы из-за того, что она спала с его братом, даже если ты святой, то не можешь просто так забыть подобную историю.