А что это я здесь делаю? Путь журналиста - [8]
Стоит завернуть за угол Восемьдесят шестой и Бэй-парквей, и все ваши друзья тут же обретают прозвища.
Был у нас Чернилка Каплан, который сказал учителю, что скорее выпьет чернила, которые стоят у него на парте, чем признается в какой-то шалости. Он ходил с синими зубами полгода… а потом стал стоматологом.
Еще был А-Бэ Горовиц. Когда при нем о чем-то рассказывали, он вечно переспрашивал: «А?» – как будто не слышал. И ему обязательно отвечали: «Бэ». Так и родилось прозвище А-Бэ.
Джо Беллена прозвали Джо Куст. По какой причине – не знаю. Сколько я его помню, он всегда был Джо Куст.
Меня звали Рупором, потому что мой рот никогда не закрывался. А моего лучшего друга Герба Коэна – Делягой Герби. Он постоянно втягивал всех в неприятности, а потом вытаскивал оттуда. Нас с ним сразу потянуло друг к другу. Я обожал всякого рода дурное влияние. А Герб был как раз таким.
Мы познакомились в старшей школе № 128, когда нам вручили знаки «стоп» и поставили регулировать дорожное движение перед школой. «Давай ты разрешишь проезд со своей стороны, а я – со своей», – предложил Герб. Мы направили машины точно лоб в лоб друг другу и создали пробку, которая растянулась на несколько кварталов.
Нас вызвали к директору… вместе с матерями. Это был не единственный раз, когда мою мать вызывали к нему в кабинет. Но по крайней мере на этот раз ей повезло: она подружились с мамой Герба.
Историй о Герби можно набрать миллион. Но круче всех, несомненно, история со Швабриком. Мы тогда учились в девятом классе. По нью-йоркской системе образования девятый класс был выпускным в этой ступени. На следующий год мы переходили в высшую школу Лафайета.
В середине учебного года куда-то пропал наш приятель по прозвищу Швабрик. На самом деле его звали Джил Мермельштейн. Но мы прозвали его Швабрик, потому что у него была буйная курчавая шевелюра, напоминающая насадки на швабры, которыми моют пол. Прошло несколько дней, но Швабрик не появлялся. И мы пошли к нему домой, чтобы выяснить, что с ним. Нас было трое: я, мечтающий стать радиокомментатором, Деляга Герби, который хотел быть адвокатом, и еще Брэззи Эббэйт, который планировал стать доктором.
В доме у Швабрика были опущены все шторы. На ступенях у входа сидел его двоюродный брат, живший в Нью-Джерси, единственный родственник Швабрика на Северо-Востоке.
Он рассказал, что произошло нечто ужасное: Швабрик заболел туберкулезом, и его родители увезли его в Таксон, штат Аризона, надеясь, что в том климате он быстро поправится.
Кузен специально приехал из Нью-Джерси, чтобы сообщить в школе, что Швабрик переехал, а сейчас дожидался сотрудников телефонной компании, которые должны были отключить линию.
«Вам незачем задерживаться до завтра, чтобы сообщить об этом в школу, – сказал ему Герб. – Дождитесь телефонистов и возвращайтесь домой. А мы сами все расскажем директору».
«Вы действительно скажете об этом директору?» – спросил кузен.
«Ну конечно».
И двоюродный брат Швабрика уехал. Мы шли по улице. Я до сих пор хорошо помню, как это было, даже мурашки бегут по телу. Герб сказал:
«Есть идея».
«Что придумал?»
«Скажем в школе, что Швабрик помер. А потом, как его лучшие друзья, станем собирать деньги на венок. А сами пойдем к Натану и наедимся хот-догов и конфет. Уверен, у нас это выгорит! Из школы позвонят им домой, а там никого нет. Про кузена из Нью-Джерси в школе не знают».
«Да, а если Швабрик вернется?»
«Ну, к тому времени мы уже будем в Лафайете, – сказал Герби. – И все это превратится в шутку».
Мы решили, что так и сделаем. На следующий день, напустив на себя подобающий вид, мы пошли к миссис Дьюар.
«Швабрик умер».
Поднялся плач. Плакали девчонки, плакали его друзья.
Миссис Дьюар доложила о случившемся директору. Тот позвонил домой. Оператор с телефонной станции сообщил, что номер отключен. Секретарша записала «скончался» в личном деле Швабрика. Мы с Гербом и Брэззи собрали на цветы, а потом отправились в кафе мистера Натана и до отвала наелись там хот-догов и конфет.
Через пару дней, придя в школу, мы узнали, что нас вызывает директор. Пока мы шли по коридору, я чуть не плакал. Отец умер, а я в очередной раз попал в переплет. Брэззи лихорадочно повторял: «Мне никогда не стать врачом. Мне никогда не стать врачом». А Герб нас утешал: «Все в порядке. Ничего не случилось. Мы просто скажем ему, что слышали, будто Швабрик умер. И сделаем вид, будто ужасно рады, что он оказался жив. Скажем, что деньги отдали на благотворительность и постараемся вернуть их обратно».
Мы пришли к директору, и мистер Коэн, увидев нас, просиял.
«Садитесь, мои юные друзья», – сказал он.
И начал рассказывать, что наша школа хочет вызвать интерес общественности и как-то проявить себя. Многие школы делают это, спонсируя спортивные команды, но у нас нет такой возможности. И вот на совете школы был поднят вопрос, что может сделать наша школа для того, чтобы показать себя в лучшем свете.
«Кто-то упомянул, что вы трое собирали деньги для родителей вашего покойного друга Джила Мермельштейна, – сказал он. – Это здорово. Но мы решили, что было бы неплохо провести конференцию памяти Джила Мермельштейна. Она состоится за пару недель до выпуска. Лучшему ученику школы мы вручим награду. А вы трое выступите как почетные гости. Будет также журналист из
