900 дней в тылу врага - [8]

— И рады помочь, да нечем, — говорили они, показывая пустые амбары.

Заготовители ругались и, несолоно хлебавши, поворачивали пустые сани обратно.

Но не только по хлебным делам наезжали гитлеровцы. Они выбирали и назначали старост и полицейских.

В те времена много разного люда проживало в деревнях, на оккупированной территории. Одних не успели взять в Красную Армию, другие попали в окружение или вырвались из немецкого плена и теперь ждали момента, чтобы перейти линию фронта.

Немало гнездилось по деревням и преступников, выпущенных гитлеровцами на свободу. Они жили на широкую ногу, гнали самогон. Лютой ненавистью ненавидя советский строй, они шли на всякую подлость: выдавали немцам сельских активистов, семьи военнослужащих и всех тех, с которыми имели какие-либо личные счеты.

Но среди старост и полицейских были и люди, не только сочувствовавшие, но и помогавшие нам в борьбе с оккупантами. Были и такие, которых специально оставляли на оккупированной территории подпольные партийные и советские организации, армейские штабы. Какой выдержкой, силой воли должны были обладать они, постоянно встречая, презрительный взгляд односельчан, выслушивая слова проклятий! И так длилось не день и не месяц. И только значительно позже, когда земля вновь стала свободной, народ узнал правду об этих стойких борцах, об их мужестве и героизме.

Как родник, пробивая почву, набирает силы, так с каждым днем росло и крепло партизанское движение. Партизаны все чаще стали появляться в деревнях и селах. Народная молва преувеличивала их подвиги. И в этом не было ничего удивительного: народ так истомился в фашистском рабстве, что хотел видеть своих освободителей выдающимися героями.

Так случилось и на этот раз. С приходом нашей группы население пустило слух, что к Литвиненко прибыл из советского тыла целый полк хорошо вооруженных бойцов. В одном селе нам рассказывали, что молодой партизан захватил в плен двадцать пять гитлеровцев. Мы слушали эти истории и невольно вспоминали былинных русских богатырей.

В это время Литвиненко провел две боевые операции, в ходе которых было уничтожено много фашистов и военной техники.

Мы разъезжали по деревням, рассказывали людям о разгроме немцев под Москвой, распространяли свежие листовки.

Колхозники, оставшиеся в деревнях по различным обстоятельствам, зашевелились. Они вооружались чем могли и записывались в партизанский отряд. Ряды народных мстителей росли с каждым днем.

Попадая в умело расставленные сети, гитлеровцы тоже вынуждены были заговорить о партизанах. Правда, в те дни они еще не верили в силу нашего оружия, называли партизан бандитами и обещали скоро выловить их всех до единого.

В тылу врага нам пришлось увидеть фашистский «новый порядок». Здесь мы услышали слова, о которых когда-то только читали в книгах: община, земский двор, бургомистр, жандарм. Многое вернули гитлеровцы из прошлого, вплоть до лучины. Порой можно было подумать, что жизнь отбросила нас на целый век назад.

Через неделю наша группа вышла на первую диверсию — к станции Идрица. Нужно было подорвать полотно железной дороги. Дорога имела важное стратегическое значение: по ней немцы подвозили войска и боевую технику к фронту.

На операцию выделили семь человек. Поздно вечером нас подвезли на лошадях к реке Великой. Мы попрощались с товарищами и отправились в путь. Дувший, с вечера ветерок крепчал. Вскоре повалил снег, и началась ужасная вьюга.

Мы долго искали переправу. Нам было непривычно видеть в морозную зиму незамерзшую реку. Наконец нашли подходящее место и осторожно перебрались на другой берег.

Шли медленно, все время проваливаясь в рыхлый снег. После трехкилометрового пути неожиданно наткнулись в потемках на крестьянский двор. Из подворотни залаяла собака. На наш стук вышел рослый мужчина. Увидев перед собою вооруженных людей в белых маскхалатах, он принял нас за немцев. Но когда Веселов спросил его, далеко ли немцы, хозяин понял, кто мы.

Оставив на улице часового, вошли в избу. Хозяин зажег семилинейную керосиновую лампу, и в доме сразу стало уютно. Мы попросили занавесить окна. Пожав плечами, мужик стал возиться с занавесками. Стены и переборки избы были оклеены листами из иллюстрированных немецких журналов. Чего здесь только не было: и цветные фотографии Гитлера, Геринга и Розенберга — «правителя» оккупированных восточных областей, и снимки гитлеровских вояк, орудий, танков, самолетов. На фотографиях были колонны русских военнопленных, разрушенные советские города, горящие села. И всюду хвастливые надписи.

Хозяин уловил наши взгляды.

— Да, тяжело бороться с ними… — как бы невзначай молвил он.

— Ничего, на нашей стороне правда, — ответил Володя Баранов.

— На правде далеко не уедешь, — проговорил хозяин. — У них сила.

— Наша сила сильнее, — вступил в разговор Веселов.

— Уж не себя ли вы считаете за силу? — с ехидством спросил мужик.

— А хотя бы и себя, — обрезал я.

Мужик замолчал, спрятав глаза.

Часа через полтора метель немного стихла, но ветер завывал по-прежнему. Хозяин вышел вслед за нами. Мы надели лыжи и, чтобы скрыть свой истинный маршрут, направились в противоположную сторону.