900 дней в тылу врага - [37]

Впервые за много дней на лицах бойцов мелькнули улыбки. Мы с трудом сдерживали себя. Хотелось скорее перебраться на противоположный берег.

— Смотри, провода, — настороженно сказал Нефедов.

Вдоль берега тянулась паутина разноцветных телефонных жил. Провода явно принадлежали врагу.

— Вот и немцы идут, — упавшим голосом проговорил Разгулов.

В метрах, двадцати от нас шли немецкие солдаты. Их было человек двенадцать. Все с автоматами.

— Патруль, — догадались мы.

Ребята притихли. Гитлеровцы поравнялись с нами и стали не спеша удаляться.

Едва фашисты скрылись, мы бросились к реке. Мгновенно перекинули на другой берег ржавое, незаряженное оружие и, не раздеваясь, прыгнули в ледяную, бурлящую воду. Стремительный поток подхватил нас, закружил и понес по течению.

Тяжело дыша, вышли на берег и тут же в изнеможении повалились на землю.

Впереди, в нескольких метрах от реки, пролегал большак. По разрушенному мосту можно было определить, что дорога бездействовала.

Мокрые и обессиленные, вскарабкались мы по крутой насыпи на шоссе и увидели на песке свежие отпечатки русских, кирзовых сапог.

— Красноармейская разведка проходила, — высказал предположение Ворыхалов.

Сразу за большаком начинался сосновый болотистый лес. Решили там укрыться и хоть немного выжать одежду.

Большак просматривался противником, и, чтобы идти по нему, нужно было ждать вечера. Подул северный ветер, повалил снег. Все дрожали так, что зуб не попадал на зуб. Хотели разжечь костер, но не оказалось огня.

— Пошли, ребята, — не выдержал я.

Воспользовавшись снегопадом, вышли на шоссе. Мокрый снег таял на земле, и на дороге отчетливо виднелись бугорки песка. Вероятно, большак был заминирован еще с осени. Двигаясь по следу красноармейской разведки, мы вышли к сожженной деревне. У одинокого дерева стоял часовой. Мы остановились.

— Вот и пришли, — сказал я.

Каждый из нас понимал, что наступила решающая минута. Если это наши — мы спасены; если немцы — неминуемая гибель. Бойцы обступили меня плотным кольцом. Мы дали клятву умереть, но не сдаваться врагу. Как говорится, помирать — так с музыкой.

Выслали вперед двух бойцов. Надо было видеть нашу радость, когда они махнули нам шапками.

— Свои! — донеслось до нас долгожданное слово.

После долгих скитаний наш отряд достиг передового советского гарнизона Харайлово, Не верилось, что мы, наконец, выпутались из вражеских сетей. Каждый старался пожать руку советским бойцам.

Наш необычный вид привлек внимание всего гарнизона. Даже видавшие виды фронтовики качали головами:

— Эге, хлопцы, видно, не сладко пришлось вам в тылу у фрицев. Узнали, почем фунт лиха…

Мы думали, что сейчас нас накормят вкусным обильным обедом, но нам дали лишь по полсухаря на человека. И то начальник гарнизона распорядился выдать их из НЗ.

Оказалось, что немногочисленный Харайловский гарнизон был оторван от передовых частей больше чем на семь километров и никакого подвоза продуктов к нему в течение нескольких дней не было.

Ночевать нас здесь не оставили. Начальник гарнизона предложил идти на передовую.

— Там спокойнее, да и помощь окажут, — сказал он.

Делать нечего, нужно двигаться дальше. Была уже ночь, когда фронтовики проводили нас за пределы гарнизона.

— Будьте осторожнее, ребята, немецкие разведчики здесь здорово пошаливают, — говорили они нам на прощание.

Пробираясь по дремучему болотистому лесу, мы поняли, в каком положении находится Харайловский гарнизон.

После долгого пути мы услышали окрик часового. Пока проверяли да выясняли, кто мы и откуда, прошел добрый час. Наконец отряд впустили за линию обороны. Командование распорядилось предоставить для нас единственное и самое хорошее помещение фронтовой полосы — баню. Ее, по-видимому, с вечера натопили, и мы очутились как в раю.

Вскоре все уснули мертвым сном. Спали без просыпа двенадцать часов, а когда нас разбудили, никто не мог держаться на ногах. Опухли.

Бойцы помогли нам выйти на улицу, где стояла походная кухня. Зазвенели котелки, ложки. Вкусный запах съестного приятно защекотал в носу. Где-то в землянке заиграла гармошка. Мы воспрянули духом. К нам возвращалась жизнь.

В полдень пришла весть о гибели Харайловского гарнизона. Рассказывали, что немцы, напавшие на Харайловский гарнизон, были одеты в партизанское обмундирование. И здесь мы поняли, почему там, в лесу, лежали обнаженные трупы убитых партизан. Враги готовились к хитрой операции. Они на рассвете навалились на горстку наших бойцов и ценой больших потерь осуществили свой замысел. Мы очень жалели своих спасителей и удивлялись своей судьбе. Стоило остаться в Харайлове, и нас постигла бы та же участь…

Двенадцатого мая наш отряд прибыл в Торопец. В партизанском штабе нас считали погибшими, и, когда мы появились на пороге, все очень удивились. Радости не было границ.

Здесь мы встретили старых знакомых, но многие из вражеского тыла не вернулись. Смертью храбрых погиб капитан Алиев. Комбриг Карликов был тяжело ранен, но его сумели вынести в советский тыл. Жаль было боевых друзей. Позднее мы отомстили врагу за их смерть.

В один из дней, когда мы находились на отдыхе, из Калинина сообщили, что меня вызывают в Москву, в Центральный штаб партизанского движения, для получения правительственной награды.