8848 - [104]

На самолетах она не летает — ее тошнит, на кораблях еще хуже, и только и остается ждать, когда обстоятельства вас снова соединят. Пока она тебя ждет она, конечно, ни на кого больше не смотрит. К ней за это время успевают подкатить и пронырливый Илья Аркадьевич с колечком, и надоедливый Максим Петрович с конфеткой, и даже Альберт Иосифович с мурлыкающими словами, а она все — «нет и нет»! Потому что верная! А ты сидишь на соседнем континенте и никому не говоришь, что обстоятельства уже давно разрешились и тебе можно возвращаться, и билет хоть на пароход, хоть на самолет, хоть на поезд на воздушной подушке — на что хочешь можно приобрести, но нет! тебе мало! тебе хочется еще хоть на чуточку оттянуть момент встречи. Хоть капельку помурыжить некую особу, но больше всего хочется потомиться самому, и тогда ты выходишь на побережье в задумчивости…

Только старый, седой океан тебя и понимает. И ты ходишь, ходишь и ходишь по берегу, так что некоторые начинают беспокоиться, но тебе не до этих праздных зевак, ты знаешь, что там, за 3820 с лишком морских миль, на берегу Неаполитанского залива, тебя сидит и ждет русалка Лакомкина.

— Э-э-э-у-у-у!!! — Резкий, сердитый окрик отвлек Льва Андреевич от его фантазий.

Мужчина в недоумении глянул на выскочившего из подворотни кота, кот рванул вперед, впереди сплелись в душещипательный контур два ободранных хвоста.

С ближайшей помойки донеслись восторженные звуки серенады.

Прибавление в семействе

Ночь. Фонаря нет. Аптеки тоже. В квартире ему неоткуда взяться, он на улице, но для того, чтобы его увидеть, нужно подойди к окну. Нина приоткрыла один глаз, левый, голова ее утопала в подушке. Гена стоял посреди комнаты, его темный силуэт слабо вырисовывался на стене, женщине показалось, что он к ней приглядывается, и она, на всякий случай, зажмурилась и лежала некоторое время не шелохнувшись, только прислушиваясь к шорохам. Гена не шевелился тоже.

— Нин, Нина-а-а, — тихо протянул Гена. — Ты спишь? Спишь, Нин?

«Нет, ушла к партизанам». — Женщина сдержала смешок. И смех и грех, а что она, собственно, должна делать в три часа ночи в собственной постели?

— Спит, — сам себе тихо сказал Гена и подошел к окну.

Нина по шагам догадалась, что муж стоит у окна и смотрит на улицу. Она распахнула глаза, дала им привыкнуть к темноте и стала рассматривать мужа. Внешне Гена сильно изменился, особенно его движения. Нина сказала бы, что из них ушла прыть, но, другой стороны, у кого она не уйдет, когда уже за шестой десяток. Некоторым, конечно, и в столь почтенном возрасте удается себя сохранить, но это смотря какой образ жизни вел человек до этого. У них с мужем последние тридцать лет год шел за три.

Гена постоял у окна, убедился, что фонарь на месте, и направился к двери, шел не на ощупь, а довольно уверенно, да и маршрут был привычный, по шагам выверенный. Мужчина еще не вышел из комнаты, а Нина уже точно знала, что произойдет дальше. Сейчас Гена неслышно пройдет в прихожую, подойдет к ее висящей на крюке сумке, осторожно ее снимет, пойдет с добычей на кухню, там сядет на табуретку, откроет сумку и вытащит кошелек. Нина зашевелила губами, подсчитывая примерную сумму, которую приготовила для мужа: тысячи полторы у нее было и она добавила еще три, так что улов у Гены за ночь будет приличный. Выгребет не всё до копейки, у любого Робин Гуда есть кодекс чести, одну бумажечку обязательно вернет обратно в кошелек. Маршрут из кухни в комнату пройдет быстрее, по дороге повесит сумку опять на крюк и вернется к ней под одеяло.

Все именно так и произошло. Шмыгнув под одеяло, Гена снова тихонечко спросил:

— Нин, спишь?

Нина и на этот раз не отозвалась, Гена заснул сном праведника.

Распластавшись, Нина тоже заснула и спала так же крепко, как ее муж. Снился ей Марк Данилыч. Доктор даже во сне был улыбчив, приятен, щеголеват и, как и наяву, щекотал всех подряд своим очарованием, искрометным юмором и красноречием. Женщина, заинтригованная такой выскакивающей через край харизмой, протянула руку, чтобы его пощупать, но Марк Данилыч не дался. Забываться не следует. Наяву доктор держал себя точно так же — как бы близко к себе ни подпускал, дистанцию держал. Нине как женщине, пусть и не очень молодой, это нравилось, таким в её понимании и должен быть настоящий мужчина и доктор.

***

Утро в семействе Труневых прошло приятно. Из ванны доносился веселый плеск воды. Басисто лилась песня. Гена брился. Готовил себя к встрече нового дня. Благодаря стараниям все того же Марка Данилыча подобная картина была давно не редкость.

«А что потом? — Нина все еще не покидала ложе. — А потом суп с котом! — одернула сама себя женщина. — Будто ни о чем хорошем подумать нельзя!» От мыслей ее отвлек вышедший из ванной благоухающий муж.

— Нин, а нам нужно что-нибудь подкупить?

— Ну, конечно! — оживилась Нина. Впереди были целых десять дней праздников.

— Ну так собирайся, что развалилась? — пропыхтел чуть смущенный Геннадий.

Нина, как молодка, выскочила из-под одеяла, нахачапурила чупчик, и Труневы отправились в поход. В супермаркете одна за другой появлялись в тележке банки, баночки, пакеты, коробочки. На четыре тысячи сильно не разгуляешься, но на несколько дней обеспечить себя продуктами можно. Гена расплатился, вложились тютелька в тютельку в добытую Геной ночью сумму. Сумки можно было довезти до машины на тележке, но Гена будто нарочно обвешался ими со всех сторон и поплыл бонвиваном к машине.