80 дней в огне - [31]

— Эх, Матвей, как же это так? — горестно произнес Хамицкий и крепко, по-братски, поцеловал своего бойца в уже похолодевшие губы…

Эпизод известен. О нем писали в газетах и показывали в кино. Эта история произошла именно у нас в дивизии и именно так, как я ее описал.

Расскажу еще об одном незабываемом эпизоде.

В дни сентябрьских боев на КП полка подполковника Михалева начались налеты гитлеровских бомбардировщиков. Михалев, смелый, выдающийся командир, решил немедленно организовать противовоздушную оборону. Он мобилизовал для этого взвод противотанковых ружей. Комсорг полка лейтенант Шонин с бронебойкой в руках засел на крыше одного из полуразрушенных зданий. Не успел он занять свою позицию, как появились «юнкерсы». Сделав боевой разворот, став в хвост друг другу, они пошли в пике. Начали падать фугаски. Над головой Шонина пронесся первый бомбардировщик, за ним — второй, третий, четвертый. Когда подлетел пятый, Шонин выстрелил. «Юнкерс» вспыхнул и, свернув влево, упал над фашистскими боевыми порядками, та же судьба постигла и шестого стервятника. Но следующей бомбой был убит сам Шонин. Правительство посмертно наградило Шонина орденом Ленина.

Во время этого налета был убит и подполковник Михалев.

…Однажды, вернувшись из расположения полка Чамова, Гуртьев несколько минут задумчиво ходил по своему блиндажу. Потом, обратившись к связному, сказал:

— Вызовите лейтенанта Чередниченко.

Чередниченко служил в одной танковой дивизии, которая, отступая, оказалась в Сталинграде, где потеряла большинство своих машин. Танк Чередниченко одновременно с двумя другими нашими машинами был подбит три дня назад.

— Товарищ полковник, лейтенант Чередниченко по вашему приказанию прибыл, — переступив порог блиндажа, отрапортовал танкист.

Гуртьев, внимательно оглядев его невысокую, крепко сбитую фигуру, спросил спокойно:

— Ну как, земляк, письма из Омска получаете?

— Вчера два получил, — взметнув кверху нависшие над глазами удивительно густые брови, ответил Чередниченко и, не удержавшись, спросил: — А вам пишут, товарищ полковник?

— Меня тоже не забывают, — улыбнулся Гуртьев. — Знаешь, земляк, соскучился я по нашему родному городу, по его знакомым улицам, по Иртышу, по тайге. Тебя, поди, тоже тянет домой хоть на часок?

— Эх, хорошо бы! — вздохнул Чередниченко.

— Ничего, дружок, не унывай. Скоро отпразднуем наше возвращение домой с победой. Ждать недолго. — Лицо комдива стало на минуту задумчивым, затем, перейдя на деловой тон, он сказал: — Вот что, лейтенант, сейчас отправитесь к Чамову и обследуете подбитые танки. Результаты доложить к утру лично мне. Главное, точно установить степень повреждения.

Темная осенняя ночь помогла комсомольцу Чередниченко незаметно достичь цели. Далеко за полночь он позвонил комдиву:

— У танков номер тысяча восемьдесят семь и номер девятьсот шестьдесят пять тяжелые повреждения. Танк номер триста семьдесят четыре требует небольших исправлений. Часов шесть работы — и готово.

— Немедленно приходите сюда.

Лейтенант явился. Комдив как раз сидел за столом. Пригласив танкиста разделить с ним завтрак, он начал его расспрашивать о том, где находится Т-34.

— Стоит он, правда, к противнику совсем близко, ремонтировать трудно. Но справимся. Ручаюсь, — заверил лейтенант полковника.

— А не накроют вас немцы?

— Постараемся, чтобы не накрыли, — сказал Чередниченко.

— И чтобы не узнали, понимаете, не узнали о ремонте. Ясно?

— Ясно, — сказал Чередниченко. Но, что-то вспомнив, уже иным тоном добавил: — Речь идет о восстановлении ходовой части, огневую мы не восстановим.

— Огневой сейчас достаточно и из-за Волги дают. А вот ходовой, чтобы подавить кое-что, явно не хватает. Так как же?

— Есть, товарищ полковник, исправить ходовую часть танка номер триста семьдесят четыре как можно быстрее.

— Ты, Виталий Григорьевич, козырять подожди, а вот послушай-ка лучше.

Танкист удивленно взглянул на комдива. Он никак не ожидал, что командир дивизии знает его имя и отчество. Лейтенанту было не больше двадцати лет, по имени и отчеству к нему никто не обращался.

Затем они долго беседовали, лейтенант и полковник. Задумав дело, Гуртьев всегда советовался с его исполнителем, внимательно выслушивал замечания и возражения. Впрочем, сейчас возражений не было. Ремонт танка полковник решил поручить старшему сержанту Перову, довольно молчаливому уральцу, по своей гражданской специальности кузнецу.

— Работа есть, немного используем тебя по гражданской специальности, — сказал Гуртьев Перову.

— На кузню пошлете, товарищ полковник? — невольно вырвалось у старшего сержанта.

— Вроде того, — уклончиво ответил комдив. — Вот придет твой дружок, и все разъясню!

В это время дверь блиндажа приоткрылась и вошел танкист Дятковский, медлительный и широкоплечий, бывший токарь по металлу. Он молча откозырял полковнику и неподвижно встал у притолоки, ожидая приказания.

— Здорово, молодец! — приветствовал его Гуртьев. — Ты, говорят, вчера отличился.

Дятковский чуть заметно пожал плечами: мол, ничего особенного. Не желая бездельничать, он примкнул к пехотинцам и вместе с ними отражал фашистские атаки. Во время одной из них тяжело ранило командира роты старшего лейтенанта Серова. Дятковский под сильным огнем противника вынес с поля боя раненого Серова.