7 способов соврать - [77]
На туалетном столике – фотография. Всегда стоит лицом к стене. Я привыкла к виду черного задника рамки – картонному квадрату, на котором собирается пыль. Но сейчас я поворачиваю снимок лицевой стороной.
Под стеклом стоит наша семья: мама, папа, Кэт и я – на фоне летнего дня. Каждый год папа настаивал, чтобы мы сделали рождественское фото ровно за шесть месяцев до Рождества, – чтобы отметить день, с которого приближается праздник. Кэт лучезарно улыбается, у папы на щеках образовались ямочки, у меня самой рот тоже до ушей. У мамы всегда была наготове шутка, поэтому улыбки у нас неделаные. В тот год она развеселила нас, сказав: «Как называют помощников Санты? Подклаусами».
Боже, как же мне хочется, чтобы вся наша семья снова была вместе. Я убить готова ради спокойного понимания Кэт и грубоватого подбадривания отца. Я хочу, чтобы мама убрала мне за ухо волосы или сходу сочинила на ночь сказку. Она могла часами рассказывать, тихо и безмятежно, пока весь мир не утопал в ее голосе, который обволакивал меня теплом и благостью. Я жила в полной уверенности, что, какие бы беды ни обрушились на меня, мама всегда будет рядом и поможет. Мама, благоухающая горьким ароматом. Мама с ее позвякивающими браслетами и заливистым смехом.
Но светлые воспоминания о ней омрачены другими – предвещающими ее неизбежный уход. Теперь я понимаю, что все признаки были налицо. Она часто куда-то уезжала – на день с ночевкой, на выходные, – больше нескольких недель подряд не могла находиться в Канзасе. Меняла хобби за хобби, перепробовав все, от тенниса до живописи. И друзей постоянных у нее тоже не было: она всегда очень скоро прекращала общение со знакомыми, каждый раз придумывая убедительную – и не очень – причину.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отшвырнуть и рамку. Ставлю снимок на место и падаю на кровать, силясь подавить гнев. За окном гремит гром, лениво, апатично и так зычно, что дом сотрясается.
Телефон искушает меня. Однако Джунипер я позвонить не могу – у нее своих проблем хватает. Клэр? Одному богу известно, что она скажет.
Мой палец на секунду зависает над контактом Мэтта. Но ведь он только что узнал про развод родителей. Вправе ли я нагружать его своими проблемами?
Почему бы и нет? Боже, до чего я эгоистична! Я нажимаю на кнопку вызова. Один гудок, второй, третий. Он снимает трубку:
– Оливия? Я… привет.
– Привет. – Голос у меня сиплый.
– Что… м-м… что случилось?
У меня вырывается писк, и я спешу зажать рот рукой. Не будь слабой. Не смей реветь. Плохо уже то, что ты вообще ему позвонила.
Какое-то время мне не удается издать ни звука. Дышать даже не могу. В груди тяжесть, будто между ребрами что-то застряло, как спутанные густые волосы на зубьях расчески. Сердце грохочет, каждый его удар – взрыв боли.
– Т-ты поговорил с родителями? – наконец выдавливаю я. – О Рассе?
– Нет. Поговорю после ужина, когда он спать ляжет.
– Хорошо. Хорошо, здорово.
Я рассматриваю потолок, стараясь дышать медленно и глубоко.
– Что с тобой? – спрашивает Мэтт. – Эй, рассказывай, не стесняйся.
– Это не… нет…
– Рассказывай, – настаивает он.
Снова вспышки молнии. Свет мигает. За окном темнотища, как ночью, хотя еще нет и шести часов.
– Просто… – качаю я головой.
В отсутствие слов стук дождя по окну гремит громче, чем барабанная дробь. Я представляю, что почувствую, если все же решусь открыться.
– Извини, – говорю я. – Извини. Просто… Дэн позвонил и…
– Блин, не было печали. Что он сказал?
– Что я шлюха и заслуживаю, чтобы ко мне относились как к шлюхе. И под «относились как к шлюхе» он подразумевает: от меня ждут, что я стану ублажать любого в любое время, кто бы и когда бы ко мне ни обратился.
Тыльной стороной ладони я вытираю нос. Спрашивается, чего разнылась?
– Вот подонок, – негодует Мэтт.
– Ладно, если б это был только он, но ведь все так думают. Вон Ричард Браун – кобель еще тот, однако девчонки почему-то не говорят: «Он наверняка со мной переспит, если я предложу ему себя, а откажется – ну, недобросовестная реклама». Почему к нему нет претензий? Почему только ко мне?
Мэтт, помедлив, отвечает:
– Парни постоянно думают о сексе, поэтому вполне естественно, что они рассматривают девчонок с точки зрения… ну, ты понимаешь… секса…
– Некоторые девчонки тоже постоянно думают о сексе. Но почему-то, когда парень заявляет: «О кайф, братан, сегодня вечером я поимею страстную телку», все говорят: «О да, это так естественно», а если девчонка скажет что-то типа: «Пойду попытаюсь подцепить какой-нибудь член», все сразу становятся пуританами.
Мэтт молчит.
– И потом, – с жаром продолжаю я, – вот ты же не думаешь постоянно о сексе?
– Не постоянно, но думаю, – отвечает Мэтт. – Много думаю. Но, в принципе, это не проблема.
– Тогда почему сложилось мнение, что все парни – одержимые сексом маньяки? Это ж тоже неправильно.
– Наверно, – озадаченно произносит он.
– Извини. Разошлась я что-то. Просто… теперь я понимаю, что зря связалась с Дэном. Моя большая ошибка. Позорное пятно в моей биографии.
Я натягиваю на голову одеяло.
– В средней школе мы с ним дружили, – говорит Мэтт. – А в девятом классе он от нас с Берком отвернулся. Ну и бог с ним. Это я к тому, что сам я, конечно, не Эйнштейн, но у Дэна мозговых клеток вообще раз-два и обчелся, так что не велика потеря.
Нет, она больше не верила в любовь. Любви не существует. Существует дружба, привязанность, но не любовь. Любовь — миф, сказка которую придумали люди в оправдание своим поступкам. Есть долг перед семьей, обязанности, которым надо подчиняться и следовать. Так должно быть… Но когда в ее жизнь вновь врывается ОН, все правила и принципы рушатся под натиском обжигающей страсти. Только ОН способен подарить ей наслаждение, ведь именно ОН научил ее… любить также быстро, как и потерять веру в это чувство. Разве теперь ОНИ имеют право быть вместе? Пусть в его сердце горит огонь, вызывающий ответное пламя в ней.
Учебный год стал для Челси сплошной черной полосой. После того, как её бросил парень, а друг её младшей сестры, Рик, высмеял её, она сосредоточена на том, чтобы избегать неприятных ситуаций. Именно тогда Рик и его группа представляют свой новый альбом, в котором все песни высмеивают чирлидеров. Унижение Челси достигает предела, когда все в школе поют песню "Опасно-Блондинистая" в коридорах. Пришло время заставить Рика заплатить. Всё, чего он хочет — это выиграть конкурс "Школьный Идол", чтобы начать путь к карьере рок-звезды.
«Шаман — это человек, который способен передвигать силу из одной реальности в другую, и это явление люди называют чудом. Однако, это чудо, как показывает опыт работы с шаманскими технологиями, вполне реально и, по большому счету, доступно каждому. Шаман способен переходить в другое состояние сознания по своей воле и, действуя в обычно скрытой от нас реальности для обретения новых знаний и внутренней силы, оказывать людям помощь». Все описанные события являются вымыслом автора и никогда не происходили в действительности.
Багорт — цветущий, благодатный край сотворенный древней нерушимой магией. Законы Источника почитающиеся в нем сплетаются в охранительную завесу от чужеземцев. Но у Багорта есть недруги и они не гнушаются использовать далекую Землю, втягивая ее обитателей в свои интриги. Так Дея и Ян по чьей-то злой воле попадают в сжимающиеся тески враждебности двух могущественных сил. Сами того не желая, они оказываются втянутыми в мрачную историю, начало которой было положено еще задолго до их рождения.
Мама была против моего замужества. Она называла Каххара страшным исламистом, который все, что видит вокруг — свои традиции. Она боялась, что наша разница в возрасте и его взгляды приведут нас в бездну, оставив меня у разбитого корыта еще и с ребенком на руках. И, слава богу, она не знала, чем он занимается. Но так же она и не знала, что живу я на этом свете тоже благодаря Каххару…
Это вторая книга Яны Жемойтелите, вышедшая в издательстве «Время»: тираж первой, романа «Хороша была Танюша», разлетелся за месяц. Темы и сюжеты писательницы из Петрозаводска подошли бы, пожалуй, для «женской прозы» – но нервных вздохов тут не встретишь. Жемойтелите пишет емко, кратко, жестко, по-северному. «Этот прекрасный вымышленный мир, не реальный, но и не фантастический, придумывают авторы, и поселяются в нем, и там им хорошо» (Александр Кабаков). Яне Жемойтелите действительно хорошо и свободно живется среди ее таких разноплановых и даже невероятных героев.