7 способов соврать - [36]

Закрыв глаза, я снова залезаю под одеяло. Значит, все нормально – просто позвонила по пьяни. Не знаю, какое чувство пересиливает: облегчение или раздражение.

– Джунипер, мне нужно выспаться, – говорю я.

И незачем мне напоминать, как им весело без меня. Неужели нельзя проявить хоть чуточку такта? Или я требую слишком многого?

– О нет! – восклицает Джунипер. В трубке раздается шорох. Я слышу, как она докладывает Оливии: – Я ее разбудила.

– Молодец, ничего не скажешь, – укоряет ее Оливия. – Полдвенадцатого ночи.

– Джуни, – спрашиваю я, – сколько ты выпила?

– Что-о-о? Выпила? За это не волнуйся, – отвечает Джунипер. – Вообще не бери в голову. Ясно?

Я хмурюсь, обкусывая ноготь большого пальца. В трубке слышится какая-то возня, чей-то приглушенный протест. Потом голос Оливии:

– Привет.

– Оливия, привет. Объясни, пожалуйста, что там у вас происходит?

– Джуни выпила лишнего, и ее стошнило, поэтому я осталась у нее ночевать. Мы посмотрели «Дорогу на Эльдорадо», а теперь Джуни требует, чтобы я поставила ей «В поисках Немо».

Я представляю, как они сидят перед телевизором в гостиной Джуни, уютно устроившись на пушистом ковре. Во мне копится раздражение.

– А почему она пьет?

– Не знаю. Захотелось. Прости за поздний звонок. Я знаю, что тебе рано вставать.

– Да ладно, чего уж теперь. – Я сажусь в постели, смирившись с тем, что меня разбудили. – Просто… я думала, вы от души развлекаетесь, а она вторую неделю кряду напивается. Думаешь, у нее проблемы?

– Ни о чем таком она не упоминала, – отвечает Оливия. – Но… да, ты права, она ведет себя странно. Я собиралась ее расспросить, но пришлось убирать блевотину – не до того было.

– У-у-у.

– Вообще-то хорошо, что ее стошнило, да? Очистила организм.

– Это помогает?

– Наверно, – говорит Оливия. – Наука! – В трубке заорала реклама. Голос Оливии становится тише. – Джуни, поставить «Немо»? Сейчас принесу одеяла.

– Слушай, Дэн еще что-нибудь тебе писал? – любопытствую я, сама недоумевая, зачем подняла эту тему. С Оливией не стоит вести разговоры о парнях.

– Нет, слава богу, – отвечает она. – Зато Ричард Браун как-то раздобыл мой телефон, и теперь приходится с ним разбираться. Хотя я ясно дала понять, что он мне до лампочки.

– Пользуешься популярностью, – замечаю я.

– Это не всегда приятно.

Я вздыхаю. Ее коронная фраза, словно ей совершенно не льстит, что парни проявляют к ней интерес.

– Я серьезно говорю, – настаивает Оливия. – Или, по-твоему, я хвастаюсь?

– Не знаю.

Я впиваюсь зубами в ноготь большого пальца. Девчонке, обделенной вниманием парней, это трудно не воспринять как хвастовство.

– Флирт – это одно дело, – объясняет Оливия. – А если парни не оставляют меня в покое даже после того, как им прямо сказано, что они мне неинтересны? Это означает одно: они слышали, что я бросаюсь на шею всякому, кто удостоил меня своим вниманием. Сомнительный комплимент.

– Ну да, – соглашаюсь я, по-прежнему недоумевая.

Если б она перестала спать со всеми подряд, никто бы и не подумал больше домогаться ее, так ведь? И проблема решена. Это же очевидно.

– В любом случае это напрягает, – добавляет Оливия. – Вон как-то раз я послала одного типа, так он в ответ: «Коза драная! Подумаешь! Найду кого-нибудь получше».

Мое смятение как рукой сняло. Во мне закипел гнев. Я не повышаю голос только потому, что в соседней комнате спит Грейс.

– Я… что? Неужели прямо так и сказал?

– Ой, не бери в голову. Он был пьян, так что…

– Кто-то из наших знакомых?

– Нет, разумеется, – отрицает Оливия. – С подобными козлами я знакомств не вожу. Это я все к тому, что никогда не знаешь, на кого нарвешься. Скажешь парню: извини, ты мне неинтересен – так один паникует и злится, другой тут же превращается в сволочь.

– Я… окей, – мямлю я, начиная видеть ситуацию ее глазами. Не знаю, почему мне не хочется с ней соглашаться. Я ведь не хочу обвинять Оливию во всех смертных грехах. – То есть… понятно.

Я слышу, как подруга с чем-то возится, – очевидно, с одеялами.

– Пока, – прощается она. – Мне надо позаботиться о нашей ненаглядной упившейся Джун.

– Спокойной ночи, Лив.

Я ставлю телефон на подзарядку, кладу его на тумбочку и поворачиваюсь на бок, зарывшись в подушку.

Глаза не закрываются. Руки сами собой лезут в рот, и я ловлю себя на том, что опять кусаю ногти. Чтобы поберечь их, я сжимаю ладони в кулаки.

Коза драная. Оливия произнесла это так, будто ей плевать на оскорбление. Сколько раз она слышала такое? Сколько раз ей приходилось отбивать нападки дегенератов, не посвящая в свои проблемы ни меня, ни Джунипер?

Или только тебя она не посвящает, Клэр? – нашептывает мне внутренний голос.

Всё, ни о чем другом теперь думать не могу: меня опять оставили за бортом. Я зажмуриваюсь, ругая себя. Что называется, нашла время.

Кэт Скотт

В три часа ночи с субботы на воскресенье льет дождь. То стучит, то не стучит по стеклу. Спи, велю я себе. Но сон не идет. А ведь на сцене, когда нужно сосредоточиться, мне удается управлять своим сознанием и организмом. Лежа здесь, я не в состоянии забыться, не говоря уже о том, чтобы вылезти из своей головы и скрыться в безопасном прибежище.

Ненавижу ночь. В это время, перед тем как наступает забвение, меня атакуют мысли, которые я гнала от себя весь день, с самого утра. Сегодня вращающийся барабан остановился на теме печали и на том, насколько она банальна. Люди во все времена были несчастны. Только последние лет сто – может, меньше – в обществе укоренилось мнение, что несчастье – это анормальность, что каждый человек имеет право на счастье. Бред собачий. Так не бывает. Готова поспорить, в России времен Григория Веселовского все крепостные, или крестьяне, или кто там еще наверняка пребывали в суперподавленном состоянии – по нашим меркам.