69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы - [22]
Каждое лето колонновожатые отправлялись в имение Муравьева в село Осташево недалеко от Петербурга, где продолжали в лагере свое воспитание. Летом 1819 года тринадцатилетний Андрей влюбился двадцатишестилетнего К., который ответил ему взаимной «привязанностью». «Он занимался поэзией и первый образовал вкус и внушил склонность ко всему изящному…» Среди других «литературных учителей» Муравьева нужно назвать малоизвестного поэта Семена Егоровича Раича (1792-1855), под руководством которого Муравьев продолжил домашнее воспитание и занялся переводами Телемака. Тогда же «в деревне, в осеннее время, от скуки, <…> составилось между офицерами литературное общество…», в котором Андрей прочел свои первые стихи.
В 1823 году корпус колонновожатых был переведен в Петербург и, как признается Муравьев, «исчезло все, что делало <…> отрадною семейную жизнь». «Я остался одиноким в холодном равнодушном мире…». Попыткой растопить одиночество стала военная служба.
Зимой 1824 году Муравьева переводят в Киев. Переправляясь на лодке через Днепр, он едва не погиб – после двух часов борьбы с волнами лодку прибило к берегу в том самом месте, где князь Владимир, по преданию, крестил народ. Муравьев воспринял произошедшее как знак и замыслил историческую драму «Владимир».
Находясь в Крыму, неуемный Муравьев едва ли не преследовал Александра Грибоедова. Занятый делами дипломат и драматург старательно избегал встречи с юношей. Тогда поселившись в гостинице в соседнем номере, Андрей придумал историю со страшным сном. Посреди ночи он выбежал с криками из своего номера и разбудил Грибоедова. «…только мы увиделись и сейчас же сошлись, по самой странности нашего знакомства». Осенью 1825 года в Крыму Муравьев и Грибоедов неоднократно «случайно» сходились, и всякий раз у Муравьева появлялась возможность прочесть драматургу свои стихи, рассказать о замыслах и получить советы. Крымские приключения закончились сборником «Таврида» (1827), первой и последней поэтической книгой Муравьева.
Тщеславие несло Муравьева в те литературные салоны, в которых он мог услышать лестные отклики о своих сочинениях. Таким местечком, где посетители не скупились друг другу на похвалы, оказался салон княгини Зинаиды Волконской, «русской Коринны». С посещением дома Волконской на углу Тверской и Козицкого переулка связана история, благодаря которой Муравьев получил кличку «Бельведерского Митрофана». Так случилось, что на одном из вечеров Андрей случайно обломил руку гипсовой статуи Аполлона Бельведерского, стоящей в театральной зале. В знак раскаяния он на основании скульптуры оставил следующий карандашный автограф:
О, Аполлон! Поклонник твой
Хотел померяться с тобой,
Но оступился и упал,
Ты горделивца наказал:
Хотя пожертвовал рукой,
Чтобы остался он с ногой.
В ответ Александр Сергеевич Пушкин сочинил следующее…
Лук звенит, стрела трепещет,
И клубясь издох Пифон;
И твой лик победой блещет,
Бельведерский Аполлон!
Кто ж вступился за Пифона,
Кто разбил твой истукан?
Ты, соперник Аполлона,
Бельведерский Митрофан!
Эпиграмма дошла до Муравьева, когда тот уже уехал в деревню. Муравьев был в гневе и вернулся в Петербург, намереваясь вызвать Пушкина на дуэль. Прежде он переговорил с Соболевским, другом поэта, который уверил Муравьева, что Александр Сергеевич не хотел его оскорбить. А причиной эпиграммы назвал то, что Пушкин, склонный идти навстречу року, на мгновение поверил, что светловолосый и бледнолицый Муравьев и есть тот «белокурый человек», от руки которого, по предсказанию гадальщицы, он должен погибнуть.
Тем временем в одном из журналов появился критический разбор «Тавриды», предпринятый приятелем Муравьева поэтом Баратынским. Это был «жестокий удар при самом начале литературного поприща». И Муравьев, о котором Баратынский сказал в одной из своих эпиграмм – «Убог умом, но не убог задором…» – решил проявить свой задор в прозе.
Настоящим ударом стала для Муравьева гибель его ближайшего друга «милого» офицера Коментовского. Всю турецкую кампанию, которую Муравьев провел уже в качестве дипломата, они были неразлучны. «Прекрасный телом и душою» юноша пал «жертвой убийственного климата», скончавшись от холеры. «Я тщетно надеялся на его юность и силы, – он угас!» – эти скупые строки из дневника, который Муравьев вел с перерывами в течение жизни, позже переработанные для издания, выдают особую степень близости, связывавшую двух офицеров.
Потрясенный гибелью друга, Муравьев замыслил отправиться в Иерусалим ко святым местам. Получив разрешение у фельдмаршала Дибич-Забалканского (1785-1831), он едет ко гробу Господню. В начале XIX века такая поездка – довольно рискованное предприятие. Шайки разбойников, болезни, отсутствие дорог и множество других испытаний.
В Петербург Муравьев вернулся лишь спустя два года. Подробности иерусалимского приключения были положены в основу книги «Путешествие ко святым местам», которую собственноручно правил Митрополит Московский Филарет. Книга принесла Муравьеву славу первого русского духовного писателя и только при его жизни издавалась пять раз.
После возвращения из Иерусалима Андрей Муравьев остановился в доме своих родственников Мальцевых, приближенных к семье митрополита. Интересно, что там он познакомился с бывшим министром духовных дел гомосексуалом князем Голицыным, который был уже не в той силе, как до 1824 года, когда он был вынужден оставить место обер-прокурора. Но именно через Голицына к Муравьеву поступило предложение Николая I занять место за обер-прокурорским столом. При синоде Муравьев был на самых разных должностях до 1842 года. За это время сменилось три обер-прокурора, но своего звездного часа на этом месте Муравьев так и не дождался. Тем не менее, несколько попыток недоброжелателей изгнать Муравьева из-за обер-прокуроского стола в государственном Совете провалились, так как он пользовался справедливым расположением Николая I и заработал уже репутацию известного духовного писателя.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Редкая музыкальная одаренность, неистовая манера исполнения, когда у него от бешеных ударов по клавишам крошатся ногти и кровоточат пальцы, а публика в ответ пытается перекричать звенящий голос и оглашает концертные залы ревом, воплями, вздохами и яростными аплодисментами, — сделали Элтона Джона идолом современной поп-культуры, любимцем звезд политики и бизнеса и даже другом королевской семьи. Элизабет Розенталь, американская писательница и журналистка, преданная поклонница таланта Элтона Джона, кропотливо и скрупулезно описала историю творческой карьеры и перипетий его судьбы, вложив в эту биографию всю свою любовь к Элтону как неординарному человеку и неподражаемому музыканту.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.