60 лет не возраст, 2001 № 06 - [25]

была одной из А. самых интересных и образованных женщин петербургского общества. Она всерьез увлекалась поэзией, искусством, философией. Ее дружбы искали Жуковский и Вяземский, Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Аксаков.

В минуту раздражения Пушкин записал в своем дневнике: “Разговоры несносны. Слышишь везде одно и то же. Одна Смирнова по-прежнему мила и холодна к окружающей суете”. А Жуковский, высоко ценивший ее независимый ум, посвящал ей шутливые экспромты:

О, как бы разбренчался я

На лире, счастливый невольник!

Но молодость, увы! прошла,

И я теперь в любви раскольник!

Россети страшно как мила…

Может быть, секрет чар Александры Россет в том, что в ней причудливо перемешались разные национальные черты. Ее отец, Осип Иванович, происходил из старинного французского рода. Мать отца, в девичестве Лагарп, была сестрой швейцарца Лагарпа — воспитателя Александра I. Мать самой Александры, Надежда Ивановна Лорер, была немкой по отцу и грузинкой из рода Цициановых по матери. Как писал про Александру Осиповну историк В.И.Шенрок, “от Россетов она унаследовала французскую живость, восприимчивость ко всему и остроумие, от Лореров — изящные привычки, любовь к порядку и вкус к музыке, от грузинских своих предков — лень, пламенное воображение, глубокое религиозное чувство, восточную красоту и непринужденность в общении”.

После смерти отца ее совсем еще молодая мать осталась с пятью детьми на руках без всяких средств к существованию. У Надежды Ивановны не было другого выбора, как отдать мальчиков в Пажеский корпус, а дочь — в Екатерининский институт благородных девиц, куда брали отпрысков знатных, но обедневших родов. Окончив в 1826 году с отличием институт, Александра, Россет становится сначала фрейлиной вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а после ее смерти — фрейлиной супруги Николая I Александры Федоровны.

На лето Александра Россет вместе со всем двором переезжала в Царское село, где в 1831-32 годах ее часто навещали только что женившийся Пушкин и Жуковский. По вечерам юная Александра Осиповна развлекала гостей тем, что представляла в лицах обитателей двора, включая и царское семейство, с которым она общалась ежедневно. От нее друзья узнавали светские сплетни и политические новости. Рассказы ее были так забавны, что Пушкин настойчиво советовал ей записывать их и даже преподнес альбом, на титульном листе которого написал: “Исторические записки А.О.С.”.

“В Петербурге, — писал Вяземский, — расцвела одна девица, и все мы стали военнопленными этой красавицы… Эта женщина — смесь противоречий, но эти противоречия как музыкальные разнозвучия, которые под рукой художника сливаются в какое-то странное и увлекательное созвучие”.

По воспоминаниям И.С.Аксакова, “скромная фрейлинская келья на 4-м этаже Зимнего дворца стала местом постоянного сборища всех знаменитостей тогдашнего литературного мира”. Ивана Сергеевича, который был на 13 лет моложе Александры Осиповны, эта женщина поразила: “Южная красота тонких, правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных глаз, вся оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и искреннее влечение к интересам высшего строя — искусства, поэзии, знания — скоро создали ей при дворе и в свете исключительное положение”.

“Черненькая”, как звали ее при дворе, покоряла не только философов и поэтов. К ее чарам не оставался равнодушен и сам император. Императрица торопила свою фрейлину с замужеством, и вскоре Сашенька дала согласие молодому дипломату и богатому помещику Николаю Смирнову. Накануне замужества она писала Пушкину: “Сердце хочет любви, а любить совершенно некого”. Когда союз заключается от отчаяния, счастливым он, как правило, не бывает.

Брак дал Александре Осиповне прочное положение в обществе, богатство, но не счастье. Муж, целыми днями пропадавший за игрой в рулетку, был довольно равнодушен к достоинствам своей супруги. “У меня не было ни одного года покоя с этим человеком”, — признавалась она впоследствии дочери.

Первый ее ребенок родился в тяжелых муках мертвым. Следующая беременность принесла двойню, однако и эти роды не прошли без осложнений. В 1834 году в письме к ясене Пушкин сообщал: “Видел я Смирнову, она начинает оправляться, но все еще плоха и желта”. В эти годы у нее появились первые признаки болезни, которую раньше называли меланхолией, сплином или сердечной тоской, а сейчас — депрессией.

Из-за болезни Александры Осиповны семья Смирновых надолго уехала из России и после традиционного круиза по модным курортам осела в Берлине, где Николай Смирнов получил место в посольстве. Едва оправившись от тоски, Александра Осиповна много читает по-немецки и по-английски, собирает акварели, пишет письма Пушкину, Вяземскому, Жуковскому.

Лето 1836 года Смирнова, в ожидании очередных родов, проводит в Бадене. И в этот, казалось бы, самый неподходящий момент знакомится с героем своего романа — молодым дипломатом Николаем Киселевым. “Я была беременна и очень толста и разрывала фланель на простынки для ребенка, которого ожидала, — пишет Смирнова в своих воспоминаниях. — Комната была завалена пеленками, распашонками, маленькими платьицами, и в углу стояла колыбель. Я ему сказала банальные слова: “Monsieur, я очень рада с вами познакомиться”. — “Madame, я знаю вашего мужа, мы вместе служили в канцелярии, позвольте мне вам представиться”. Столь банально начавшееся знакомство вскоре переросло в большое чувство, которое просто переродило Александру Осиповну. Все, кто видел Смирнову в это время, в один голос утверждали, что она стала такой же, какой была в юности, — лукавой, искрометно-веселой, неотразимой. Роман длился год, а потом Киселев, получив новое назначение, уехал в Лондон.