500 - [14]

Кстати, о мечте: на работе я познакомился с Энни Кларк, старшим сотрудником «Группы Дэвиса». Прежде я вообще без проблем заговаривал со слабым полом, я даже об этом как-то не задумывался. Но возле этой особенной девушки обычная непринужденность общения меня оставляла. С первого мгновения, как я увидел ее на втором этаже, голова у меня забилась сентиментальным вздором.

Всякий раз, как мы с ней разговаривали — а нам частенько доводилось работать вместе, — я ловил себя на мысли, что в этой девчонке есть все, что привлекает меня в женщинах: черные локоны, чистое лицо и озорные голубые глаза. Но, кроме того, было в ней что-то еще, о чем я прежде и не задумывался. Понаблюдав целый день за Энни — как она вертится на переговорах вокруг самодовольных типов и спонтанно на трех-четырех языках отвечает на телефонные звонки, — я готов был выскочить вслед за ней после работы и выпалить то, что вертелось на языке: что она именно та девушка, которую я всегда искал, что именно в ней воплощена та жизнь, о которой я столько грезил. Это было просто сумасшествие!

Я начал уже думать, что, может быть, Энни чересчур хороша для меня, что она избалованна и высокомерна и добиться ее невозможно. При первом нашем знакомстве мы остались на «ночные бдения»: Энни, я и еще несколько младших сотрудников — причем она как старшая нами верховодила. Мы все расселись за столом переговоров. О чем-то глубоко задумавшись, она толкнулась назад в катающемся кресле. И не успев прояснить нам очередной нюанс игры «в воздействие», Энни Кларк, опрокинувшись у нас на глазах — медленно и неотвратимо, — исчезла за краем стола и грянулась плашмя на ковер.

Я был готов к тому, что она завопит от боли или поднимется к столу в бешеной злости… Но вместо этого я впервые услышал, как она смеется. И этот ее хохот после падения — искренний, простодушный, беззастенчивый и абсолютно беспечный — вмиг отсек всю ту чушь, что я наплел себе про якобы зеленый виноград. Теперь всякий раз, слыша ее смех, я понимал, что эта женщина не распыляется на никому не нужное притворство, что она принимает жизнь такой, какова она есть, и наслаждается ею в полной мере.

Этот ее смех завел меня на опасную дорожку. Теперь всякий раз, заскакивая к Энни с отчетом, я едва удерживался, чтобы не вышвырнуть в окошко свой опус, над которым прокорпел битый месяц, и опуститься перед ней на колено, умоляя ее сбежать и провести со мной всю оставшуюся жизнь… Возможно, это был бы и лучший вариант, нежели то, что в дальнейшем случилось.

После какого-то очередного совещания я отправился в комнату для кофе-брейков и попытался обсудить с оставшимся в группе вторым родсовским стипендиатом стратегию своих взаимоотношений с Энни Кларк, тщетно стараясь не выглядеть совсем уж обезумевшим от страсти болваном. К несчастью, сама Энни оказалась за колонной в восьми футах от нас, когда родсовец по имени Так, с которым я успел сдружиться, дал мне совсем не глупый совет по поводу офисного романа:

— Мужик, не гадь, где кушаешь.

— Просто прелесть! — сказала она и указала бутылочкой на кулер. — Вы об этом?

Так я еще больше понизился в рейтинге перед Энни Кларк. Но как я уже говорил: воля — высший козырь. Мне просто надо было набраться сил. И когда воображение начало рисовать мне ее чудесным июльским вечером на заднем дворе того домика в Маунт-Плезанте, что я мечтал купить, я решил упрямо идти к той достойной жизни, которая станет мне призом, если я возьму последнее дыхание и прижму Рэя Гулда к ногтю.

В следующий раз увидев Маркуса — он сидел в столовой, попивая кофе и что-то читая, — я, немного поболтав ни о чем, спросил напрямик:

— Когда сделают «запрос»?

— А что, кто-то выносит сор из избы? — отозвался он.

Проверка на выживание в первый год у Дэвиса была своего рода черным ящиком. Спрашивать, что там внутри, считалось изрядной наглостью — и все же, думаю, партнеры понимали, что молодые сотрудники уже начали сводить воедино все ниточки, касавшиеся наших судеб.

— Три дня, — сказал Маркус. — Дэвис предполагает лично нанести Гулду визит. Мы потихоньку обработали его наперсников.

— А если это не сработает? Если он все же не переменит решение насчет Кайзеровой лазейки?

— Ты сделал все, что в твоих силах, Майк. И надеюсь, на твое счастье, он скажет «да».

«Взялся за гуж…» — прочел я в глазах Маркуса. Что ж, бизнес есть бизнес.

Я вовсе не собирался рассиживаться без дела и скрещивать пальцы, уповая на удачу. Генри меня выбрал, полагая, что я знаю нечто большее о том, что движет людьми. Он сказал, у каждого человека есть своя цена, свой рычаг, которым можно его ворочать по собственной воле. У меня имелось три дня, чтобы нащупать этот рычаг у Гулда.

Я отстранился от политиков и их стратегий, от кучи докладов Министерства торговли — от всей мутотени официального Вашингтона, которую, мне кажется, я достаточно уже изучил, разрабатывая вопрос. Я задумался о самом Гулде, об этом унылом бюрократе, живущем где-то в Бетезде,[13] о том, чего хочет лично он, а чего боится.

Наблюдая за ним в последние недели, я заметил какие-то дурацкие нестыковки, о которых не стал упоминать своим боссам, поскольку сам не до конца понял, в чем тут дело. У Гулда был скромный по меркам Бетезды дом, ездил он на пятилетнем «Саабе 9–5». Притом мужик определенно был тряпичником: два-три раза в неделю он занимался шопингом в «Джей-Пресс», или в «Брукс-Бразерз», или у Томаса Пинка. Одевался он в точности как великосветский мерзавец из комедии Билли Уайлдера: