50 знаменитых больных - [202]

Элла становилась (даже внешне) другой певицей. Она уже не хотела быть всего лишь исполнительницей — пусть и самой лучшей — чьих-то песен. Не удовлетворяла ее и возможность подражать импровизациям других. Она хотела импровизировать сама, быть равноправным партнером в музыкальном содружестве-соперничестве, которое составляет глубинную сущность искусства джазовой игры.

И она добилась своего. К середине 40-х годов Элла была зрелым, уверенным в своих силах художником с недюжинной творческой энергией, которому есть что сказать.

Ее звездный час пробил в конце войны с наступлением эры нового джаза, эры би-бопа. Основываясь на его принципах, Элла, как некогда Армстронг, решительно стерла границу между голосом и инструментом. «Когда я пою, — говорила она позднее, — я мысленно ставлю себя на место тенор-саксофона». Кроме того, Элла сделала звукоподражание (скэт) не только обыденным приемом, но и важнейшим стилеобразующим принципом джазового вокала, доведя его технику до совершенства.

Первой ласточкой стала запись «Flying Home», сделанная в октябре 1945 г. За ней последовали «Lady Be Good», «How High the Moon» (1947) и другие шедевры, открывшие миру не только новую джазовую звезду первой величины, но и новое музыкальное измерение. С тех пор началось триумфальное шествие «первой леди джаза» по континентам.

Полностью раскрыться ее таланту помог менеджер Норман Гранцем. Он заставил весь мир признать джаз высоким искусством и сумел обеспечить это признание организационно, создав свою удивительную «джазовую филармонию» (Jazz at the Philharmonic), открыв филармонические залы мира для лучших джазовых музыкантов.

Элла стала звездой первой величины. Однако, несмотря на свою славу и внешнюю солидность, она до самых преклонных лет оставалась гарлемской девчонкой, сохранившей не только девический тембр голоса, но и по-детски чистую душу, о чем в один голос говорят все работавшие с ней музыканты. Она нуждалась в опеке, в твердой направляющей руке, которые в юности обеспечил ей Чик Уэбб, а в зрелом возрасте — Гранцем.

Именно он вытащил ее из ночных клубов на большую филармоническую сцену и привел к мировой славе. Он не только освободил ее от всех бытовых и материальных забот, он руководил подбором музыкантов и репертуара, вникал в сотни других проблем, принимая за нее, по словам друзей, 99 % всех решений. Под его крылом она смогла целиком сосредоточиться на творчестве, и это принесло богатейшие плоды.

Элла Фицджеральд была рождена для того, чтобы петь, и она выполнила свою миссию. Она пела всегда и везде — на сцене, на репетициях, постоянно что-нибудь мурлыкала себе под нос во время многочисленных гастрольных переездов. Ей было неважно, где это происходит, что за окном — Детройт, Берлин или Токио, праздничный день или будни. Ничто, кроме музыки, не имело для нее значения, и она выходила из себя только в том случае, если кто-либо покушался на ее священное право петь так, как она хочет.

По словам коллег, никто не работал так много, как она, особенно в 50-70-е годы. Элла снялась в нескольких музыкальных фильмах, часто выступала в совместных программах с Луи Армстронгом (были записаны пластинки «Ella & Louis» и «Ella & Louis Again»). В 1959 году она выступает в нью-йоркском зале Карнеги-холл вместе с оркестром Дюка Элингтона (концерт должен был стать основой серии из 4-х пластинок «Элла Фицджеральд поет песни Дюка Элингтона»).

А ведь в это время Элла была уже тяжело больна — постоянные перегрузки привели к развитию у певицы диабета, который быстро прогрессировал. У нее ухудшилось зрение, появился лишний вес, отказывали ноги. Каждый раз, выходя на сцену, Элла не знала, сможет ли появиться еще раз, и пела так, будто этот концерт — последний.

Она пела до самого конца, до тех пор, пока физически была в состоянии выходить на сцену, хотя уже в 60-х годах стала миллионершей и могла бы спокойно и с комфортом отдыхать. Она спасалась пением, ибо отказаться от концертной деятельности значило признать свою беспомощность перед лицом болезни, а этого певица позволить себе не могла. Без музыки жизни для нее просто не существовало, и вплоть до 90-х годов она по-прежнему выходила на сцену, сохраняя в своем голосе энергию и обаяние молодости.

Вот как Дан Моргенштерн описывает один из ее последних концертов: «Она едва видит и находится не в лучшем состоянии. Ее выводят под руки на сцену и она, конечно, сидит. Но бог мой, сколько же в ней еще энергии! Шоу было долгим, и она все это время работала. И никакого отдыха между песнями. Некоторые певцы делают небольшую паузу между каждой песней, а она — бац! — и уже перешла к следующему номеру. Все знают, что у нее нет нужды давать концерты, она — мультимиллионерша. Но она хочет этого. Она жаждет этих аплодисментов, ибо это — ее жизнь!»

И все же настал момент, когда выступления Эллы стали невозможны. В 1993 г. из-за осложнений, вызванных диабетом, ей были ампутированы обе ноги. Жизнь без сцены потеряла для Эллы всяческий смысл, и она добровольно заточила себя в собственном доме в Беверли-Хиллз. Ее последний диск, названный «All That Jazz», был записан в марте 1989 года, последний концерт состоялся в Уэст Палм Бич осенью 1992 года.