50 и одно дыхание глубже - [175]

— Привет, — улыбаясь, подхожу к барной стойке.

— Добрый вечер, Мишель, — кивает мне Мик. — Ты сделала это. Ты вернула Его.

— Он сделал всё сам, — смущаясь, опускаю голову.

— Нет. Это прекрасное доказательство твоей любви к нему, а его к тебе. Он официально сказал, что никогда больше не будет проводить показных сессий, никаких обучений и никаких Нижних, кроме тебя. Мастер изменил свои правила ради одного человека. Тебя. И это достойно уважения. Было сложно переступить через себя? — Интересуется Мик.

— И да, и нет. Эгоизм всё же, сказывается, ведь теперь на него смотрит столько девушек, так обожающе, — фыркая, поднимаю голову.

— Ревность куда возбуждающе, чем чужой взгляд. Что я могу предложить тебе за начало новой жизни и официальное вступление в наш «Дом наслаждений»? — Смеясь, указывает на бутылки за его спиной.

— Мик, заигрываешь с ней? — За спиной раздаётся суровый тон.

— Мастер, никоим образом, лишь скрашиваю ожидание, — с улыбкой отвечает парень, подошедшему к нам Николасу.

— Рад видеть тебя, — кивая, Ник обнимает меня за талию, ближе прижимая к себе.

— И я вас, Мастер, как и вашу Мишель. Что вы сегодня предпочтёте? — спрашивает он у него.

— Шампанское. Лучшее, что у тебя есть.

Ожидаю, что сейчас Мик разольёт нам по бокалам шипучий напиток, но он подхватывает бутылку и передаёт её Нику.

— Пойдём, — шепчет он, подталкивая меня к выходу, пока люди продолжают бурно обсуждать его появление. Они даже мне улыбаются, и я нервно отвечаю тем же.

— Куда? — Спрашиваю, когда мы выходим из зала, и он ведёт меня к лестнице.

— Осталось последнее, чтобы мы смогли двигаться дальше, — произносит он, поднимаясь по ступеням, а я за ним.

— Что? — Изумляясь, осматриваю коридор, который уже смутно помню. Многие двери, точнее, все открыты и здесь ни души.

Молча, продолжает идти, пока не останавливается у одной из комнат. Его.

— Мишель, — поворачиваясь ко мне, отпускает меня и глубоко вздыхает. — Это то место, которое запомнилось тебе и мне, как самое тяжёлое происшествие, что случилось между нами. Оно оставило в тебе след и страх, как и во мне.

— Николас, нет… я…

— Послушай, — перебивая, поднимает моё лицо к себе. А я испуганно бегаю глазами по его лицу. — Та ночь была полна боли и горечи, которую я отвергаю. Пришло время заменить эти воспоминания другими. Но чтобы это сделать, нам придётся пережить это вновь.

— Боже, ты хочешь… хочешь розги и эти иглы? Снова? — Шепчу, жмурясь от холодного потока острых шипов, что впиваются в моё сердце.

— Хочу ли? Нет. Но прошу тебя дать мне и себе возможность пережить ту ночь. Иначе. Теперь всё будет иначе. Прошу тебя о доверии, потому что тогда был полон злости на чувства, что ты открыла во мне. Сегодня же принимаю их и хочу наслаждаться. Только ты можешь решить это. Если нет, то мы уедем и никогда больше не заговорим об этом, — в мою руку вкладывает что-то холодное и, отпуская меня, отходит на шаг. Опуская голову, вижу, что это ключ, когда-то висевший на его шее в виде кулона. Но в эту минуту меня разрывает внутри от страха, от воспоминаний и любви. Мои мысли лихорадочно бегают в голове, пока не останавливаются на единственной, остающейся в разуме.

Делаю глубокий вдох и подношу ключ к замочной скважине. Поворачиваю его и резко распахиваю дверь. В молчании мы входим в тёмное пространство. Воспоминания перемешиваются с настоящим, пока Николас закрывает дверь и щёлкает чем-то, озаряя пространство в золотистый приглушённый свет. Оглядываю его, замечая знакомое приспособление, что когда-то причинило испепеляющую боль. Сглатываю.

— Всё будет иначе. Мы переступим через прощение, которое так и не появилось в нас, — мягко произносит Ник и поворачивает к себе, оставив где-то бутылку шампанского.

— Я простила, — тихо произношу.

— Нет. Как и я себя не простил. Мы откроем нечто новое для себя, и последний раз возьму в руки розги, чтобы перебить отчаяние и потери. Чтобы дать себе и тебе силы дышать глубже и быть вместе, — развязывая мою маску, отбрасывает в сторону.

— Боюсь, — признаюсь шёпотом.

— Обещаю тебе, что больше никаких страхов о боли, которой нечаянно могу причинить тебе. С этого момента никакого расставания, потому что отпускать тебя не могу и не желаю. Всё сделаю сам, а ты, главное, расслабься. Это — не наказание, а прими это как извинение за мою самонадеянность, непонимание и отрицание того, как сильно ты врезалась в моё сердце. Прими это, как принимаешь меня. И себя прими, если будешь ощущать нечто иное и даже возбуждающее. Мы заменим те воспоминания нашими. Вместе, — киваю на его слова, а по щеке скатывается слеза. Потому что действительно готова. Пришло время разобраться и с этим.

Николас снимает с меня платье и обувь, оставляя в одних трусиках. Подводит к стулу, где рядом лежат длинные иглы, которые навевают только ожидание сильнейшей боли.

— Расслабься. Можешь посмотреть, как я это делаю. Только раз и только с тобой, — нежно целует меня в шею и растирает неприятно пахнущее спиртом средство на руках. А я не могу, только закрываю глаза, слыша его действия.

Вздрагиваю от укола на коже.

— Тише, крошка, не напрягай спину. Так больнее, а я не хочу видеть слёзы от этого чувства. Если ты передумала, то скажи…