50 и один шаг назад - [189]

Я ловлю воздух ртом, но его так отчаянно не хватает.

Третий шаг

— Пошла вон! Пошла на хрен отсюда! — Орёт Ник, наступая на Люси, но врезается в меня, что я качаюсь, до сих пор переваривая её слова, но они не укладываются в голове. Просто не принимаю их, и не могу дышать. Господи, как душно.

— Крошка, — Ник подхватывает меня за талию, не давая упасть.

— Ты должен был сам ей об этом сказать, — говорит Люси.

— Уходи, уходи отсюда и забудь навсегда, что у тебя был брат. Убирайся из моей квартиры, убирайся. Ты не имела права, ты предала меня, пошла отсюда, — отвечает Ник, и я слышу в его голосе явно сквозившую боль, и жмурюсь, тряся головой.

— Ты ещё пожалеешь…

— Уже жалею. Благодари Мишель за то, что я полноценно не стану убийцей и не придушу тебя сейчас. Потому что она для меня важнее, чем ты. Ещё минута, и я вызываю охрану, — Ник, крепче прижимая меня к себе, ведёт меня в гостиную.

А в моей голове только бьётся одно слово: «убил».

Он помогает сесть меня на диван, и я просто смотрю в одну точку, отходя от шока. Мне в руки вкладывается бокал и Ник подносит его к моим губам, заставляя выпить воду. Она течёт по подбородку и скатывается на грудь. Я смотрю на него, с печальными глазами, ожидающего моих слов, но их нет. Ничего нет.

— Что она… это правда? — Слышу свой охрипший голос, и Ник отодвигается от меня, медленно кивая, одними губами говоря: «Да».

— Хоть раз за всё наше знакомство расскажи мне всё честно. Потому что я сейчас… я не знаю… я не могу… я…

— Хорошо, — перебивает он мою начинающуюся панику. — Я расскажу.

— Об этом знают только мать, Люси и Арнольд, потому что он первым увидел мать, был её психологом и помогал выйти из прошлого. Наш отец… он был ублюдком, любящим над нами издеваться. И однажды… мне было десять, мама сказала мне, что она нашла вариант избавиться от него. Где-то прочла, что есть центр недалеко от нас, там помогут, заберут нас, избавят от такой жизни, а его накажут. И ей нужно было время, чтобы туда добраться. Я готов был на всё, чтобы больше не видеть этих ночных представлений, чтобы больше не бояться за неё и сестру. Она сказала мне… это был четверг. Я его помню, до сих пор помню. В среду он сильно избил её, а меня запер, чтобы я не мог помочь. И утром… она уходила на работу, в школу. Она долго… я смотрел, как она замазывает синяк на скуле, как улыбается мне, обещая, что теперь всё будет хорошо. Мы ушли в школу вместе с ней, а потом… потом я забрал сестру, и мы гуляли, долго гуляли. Я боялся возвращаться домой, боялся, что он уже узнал обо всём. Но нам пришлось. И он знал, но не успел задержать мать, успевшую сесть на поезд, — Ник берёт секундную паузу, чтобы перевести дыхание.

— Он решил отомстить нам за это. Я помню эти глаза, наполненные кровью и желанием получить от меня то, чего не мог сделать с матерью. Без слов он начал бить меня, я успел только крикнуть сестре, чтобы она спряталась. Всё, что я запомнил, это кровь во рту, это боль по всему телу и отключился. Мне было холодно, очень холодно, и я открыл глаза, а мой слух разрезали крики сестры о помощи. Я не помню… я был… мне не было в жизни так страшно. И я встал, пока тело отказывало мне. Когда я добрался до спальни сестры, я видел… он пытался её изнасиловать. Ей было шесть… всего шесть… и его член, готовый разорвать маленькое тело, стоял перед моими глазами. Я схватил ножницы со стола и набросился на него, ударяя его. Не знаю… везде была кровь, я попал в горло, бил по его телу, куда получалось достать. Он отбивался, но из-за неожиданности у него не было шанса ударить меня. А я бил и бил, снова бил, а потом ещё и ещё, пока он не упал на сестру. И я продолжал втыкать в него ножницы, пока не услышал писк сестры под ним. Я очнулся от этого и достал её из-под него, хрипящего и обливающего всё кровью. Я знал одно — надо бежать, но куда я не знал и повёл сестру за собой, мы спрятались в чулане. Мы сидели там долго, трое суток, по словам матери, пока ждали её. Я забаррикадировал дверь и отключился снова, был как в тумане, только сестра гладила меня по волосам и плакала. А потом… я увидел Арнольда, что-то объясняющего мне, плачущую мать, но я больше ничего не чувствовал. Я убил отца, убил его и мои руки были в крови. С этого момента я перестал говорить, зная, что никому не помогу этим, а только расскажу правду. Они говорили, что, когда приехали, увидели нас, избитых и мёртвого отца. Они сочинили сказку, где его убили неизвестные. И им поверили, когда увидели в каком состоянии нас привезли. Наши побои стали для всех важнее, чем правда, которую я спрятал в себе. Полиция закрыла это дело, нам предложили квартиру. Арнольд забрал нас к себе. Но каждую ночь я просыпался, желая снова и снова схватить что-то острое и ранить. С годами желание не пропало, оно стало острее, я тогда ощутил невероятный адреналин, хотя у меня были сломаны рёбра, сильное сотрясение, перелом руки. Но я ничего не чувствовал, только силу, которая была в моих руках. И я стал рабом этих желаний.

Он замолкает, а по моим щекам катятся слёзы, и я даже не стираю их, до сих пор слыша в голове его слова.