5/4 накануне тишины - [21]
не раздавалось в палате.
— …Нет, не понять никому, через что мы с товарищем полковником Цахилгановым прошли! — решительно выдохнул Дула Патрикеич. — Ты думаешь, почему ему генерала не присвоили, Константин Константинычу? Может, по причине высшей государственной верности — в звании твоему отцу отказали!.. А это, сынок, заслужить надо, такой отказ. Он выше любого ордена — отказ-то такой…
— Бред! Бред. Всё — бред! — решительно замотал головой Цахилганов. — Солнце безумствует. Солнце безумствует. Да: не искусственное — живое Солнце. Настоящее. Оно… бунтует.
— Только то, что слыхал ты, забыл ты уже! — спохватившись, трусливо принялся внушать Патрикеич откуда-то издали. — Забыл! Не знаешь ты ничего.
— Ещё такого знания мне не хватало! Бредового, странного, непрочного и… прочего…
Прочь его… Прочь его…
— Вот и правильно. И ладно. Пока здесь точку поставим. А там уж… Да, большая работа впереди предполагается, калёно железо, — забормотал Дула Патрикеич, находясь в своём глубоком, будто колодец, стариковском предчувствии. — Ууууу, прополка пойдёт… Бурьяну-то сколько наросло. Всё живое бурьян забил! Напрочь. Так, что и здоровый побег иной испаскудится, искривится, как последняя сволочь, чтобы прорасти ему сквозь это непотребство. Возможности никакой уже нету ему, считай, расти — здоровому…
Теперь они мирно помолчали вдвоём.
— Патрикеич? Лет-то тебе сколько?
— А что такое?.. — обиделся старик. — Сколько лет есть, все мои… Раньше время в могилку никто не спрыгнет. Хочешь — не хочешь, а — живи! Если надо это зачем-то. А что такое?!.
Впрочем, задиристый тон Патрикеича тут же сменился на самый унылый.
— Приказа мне такого — помереть — Константин Константиныч Цахилганов не оставил, — расслабленно пожаловался вдруг старик и всхлипнул. — Сам на тот свет ушёл досрочно, калёно железо, а меня без приказа, одного, на свете оставил: справляйся, как знаешь… Вот я и живу. Потому как кругом шешнадцать — не бывает… И ты — живи! Разбирайся. А то давно устал я. В одиночку-то кумекать. Замучился я знанье это терпеть, без всякого нужного примененья. А передать сведенье наше кому попало − не могу: права такого не имею… Скорей разбирайся: время пришло. Торопись ты, пока я… Я ведь тоже — не железный! Устал…
Побуждает — Цахилганова — старик — к — чему-то — побуждает — а — к — какому — действию — непонятно.
Дула бубнил ещё что-то, временами — несуразное:
— …А я, старый пень, всё не понимал, отчего сынок-то у Константин Константиныча так поздно народился? А оно — вон для чего: для нужного часа, когда сроки выйдут… Только тяжко мне это знанье на себе в особо секретном режиме по жизни волочь,
пока сынок его беспутный умом доспеет,
тяжко — одному. А переложить не на кого… Пока знанье это в надёжные руки не передам, нельзя мне помереть. Как колдуну какому-нибудь — нельзя… Только рук надёжных всё нет и нет, а твои пока что никуда не годны… Самая важная работа моя, она у меня вся впереди! Хочешь — верь, хочешь — не верь, только без помощника,
— без — электронщика — значит —
мне туда идти никак невозможно. Вот!
— Зарапортовался ты, Патрикеич. Ахинею понёс… А откуда ты со мной говоришь? Из Раздолинки, что ли?
— А то! — гордо ответствовал старик. — Мне с рабочего места без дела двигаться нельзя. Мой пост — он тут. Пожизненный, калёно железо.
Что ж, всегда было дел невпроворот у служаки Патрикеича — ууууу, много. Даже у Патрикеича, оказавшегося на пенсии. На временной пенсии. Ибо Дула Патрикеич — вечен. Потому как не имеет он права — покинуть землю без приказа начальства.
Умершего начальства… Забывшего обозначить предел земной его жизни.
Он только устаёт иногда и старится порой ненадолго. И бормочет тогда непонятное. Но Дула Патрикеич уже готов помолодеть снова — он чует, как прибывают в нём репрессивные силы. Уж больно много врагов родного народа накопилось.
Давно преизбыточна их масса на душу населения, вот что!..
Репрессивные силы томят вечного старика ночами,
и заставляют часто включать свет,
и поглядывать на часы,
и откидывать сатиновую шторку с окна,
и изучать беспокойным взором
пришедшие в негодность участки степных зон,
дремлющих под полной тревожной луной…
— Решайся, сынок! Куда уж дальше тянуть? Сколько мне маяться без всякого толка?
И правда, сколько же можно маяться старику в замершей на полвека, простаивающей, опустошённой Раздолинке?
Много работы накопилось в полуразрушенных зонах Карагана — в зонах, тоскующих по самым жирным в истории России, по самым холёным и бесстыжим заключённым. Ууууу — много!
— Что, Патрикеич? Непростительно долго простаивает столица Карлага? Вот жалость-то какая…
Но — именно — здесь — в — Карагане — жила — Любовь — и — теперь — она — умирала — здесь.
— Люба. Почему ты уходишь? Как жить без тебя?..
Жена молчала в своём надземном существованьи. Молчал пономарь в глубинных земных пустотах. И лишь долдонил, долдонил наземный служака Патрикеич в своей Раздолинке:
— Время уходит!.. Разбирайтесь, калёно железо! Ты — разбирайся.
Наконец его голос иссяк.
— Легко сказать — разбирайся, — приуныл Цахилганов после исчезновенья Дулы, в опустевшей тишине. — На сколько именно частей? Уж не на шестнадцать ли?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда-то, в незапамятные времена, село Буян располагалось на недосягаемом острове, о чём говорит местное предание. Теперь это берег таёжной реки, диковинная глухомань, в которую не заманишь благоразумных людей, – там «птицы без голоса, цветы без запаха, женщины без сердца». Неприветливое село крепко ограждено от внешнего мира – хозяйским древним укладом и строгими заветами старины. И только нечаянное появление в селе городского проходимца вносит разнобой в устоявшийся быт.Разбойничья народная вольница и жертвенность, угрюмый провинциальный навык уклонения от новшеств и склонность к самосуду – все эти противоречия русской жизни сплетаются в тугой узел трагедии здесь, где сообща, на свой лад, решают, как уберечь село от участи Кондопоги и Сагры.
Бабушка учит внучек-комсомолок полезным житейским премудростям — как порчи избежать, как колдуна от дома отвадить, как при встрече с бесом не испугаться...
Вера Галактионова обладает и истинно женской, сердечной наблюдательностью, и философским осмыслением, и выразительной, мускулистой силой письма, и оттого по особенному интересно и неожиданно раскрываются в её произведениях злободневные и вечные темы — в жизненных ситуациях, где сталкиваются грубое и утонченное, низменное и возвышенное.
"Спящие от печали" - это повесть о жизни в небольшом азиатском селении Столбцы. Повесть буквально сплетена из снов его обитателей, где они переживают вновь и вновь свои неудачи, утраты, страхи. Само место - тоже, словно порождение сна: "Эта негодная местность считалась у тюрков Воротами ветра, а ветры зарождаются и вертятся духами опасными, непонятными". Здесь "в азиатской России, русской Азии" словно затаилась сама жизнь "в темноте, обступившей … со всех сторон", здесь "затаилось будущее". Спящих, несомненно, ждет пробуждение - его предвестником становится странствующий монах Порфирий, чье появление в Столбцах приносит покой их жителям.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ опубликован в журнале «Уральский следопыт» № 9, сентябрь 2002 г.
Когда Карла и Роберт поженились, им казалось, будто они созданы друг для друга, и вершиной их счастья стала беременность супруги. Но другая женщина решила, что их ребенок создан для нее…Драматическая история двух семей, для которых одна маленькая девочка стала всем!
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.