40 градусов - [28]

Шрифт
Интервал

Но пепел недОимок наших стучится в средствА
Всех местных бюджетов, которые все – с дефицитом».
Сказали и смотрят – а что президентский полпред?
А он из полпредства кричит: «Вы впадаете в детство,
Креста на вас нет, и ужо после ваших бесед
Телегу в Москву накатать не замедлит полпредство!».
И снова по селам и долам – великая тишь,
Лишь изредка жидкая пыль за министром взметнется,
Замшелый старик телевизору скажет: «Шалишь»,
Захочет – помрет, а захочет – еще раз напьется.

«Нас жжет покой, нас вечный бой терзает…»

Нас жжет покой, нас вечный бой терзает.
Зима, остервенелый массажист,
Под кожу злые пальчики вонзает…
Пенсионеры борются за жизнь.
Пади на лед – копеечка протает.
Лежи, покуда звезды не зажглись.
Под пузом – чу! – целковый прорастает.
Пенсионеры борются за жизнь.
Картошка, хлеб и водочка простая
Вчера сошлись, а нынче разошлись.
Пенсионеры борются за жизнь,
В бореньях
                    помирать переставая.

«В мороз, от которого сердце заходится, будто от спирта…»

В мороз, от которого сердце заходится, будто от спирта,
Трамвайному позднему путнику не думается и не спится.
Зима, ледяная птица, на окна трамвая роняет белые                                                                                   перья,
И путник на стекла белым дыханием дышит, исполнен                                                                            терпенья.
Так терпеливо колеса тяжелые трутся, так трудно                                                                                   рельсам,
Мир утекает враскачку в пустые глаза, чтоб забыться                                                                      и отогреться.
Что там творится вокруг? Ничего не творится, и незачем                                                            рваться из плена,
Пар превращается в иней, исполнен терпенья.
Трезвый корабль, и куда ж волокут тебя белые ветры?                                                                Твои пассажиры
Лед ободрали с усов, отогрелись и все позабыли.

«Пьяная женщина с мертвенно-взрослым ребенком…»

Пьяная женщина с мертвенно-взрослым ребенком
Бродит по городу ночью, под гулким дождем.
Так безнадежен их путь, прозябание тонко,
Вот оно рвется, и вот они гибнут вдвоем.
Там, за пустыми, как сон, городскими кустами,
Там, на пустынном асфальте, холодном, как лед,
Пьяная женщина вновь забывается снами,
Мертвый ребенок опять утомленно живет.
Вот они гибнут, замерзнув, спасаясь от ветра,
Вот они снова с морозным рассветом встают,
Мать и единственный сын,
Ожидая ответа,
Не задавая вопросов,
Не зная,
Как их задают.

«Мы любили друг друга…»

Мы любили друг друга
Под французский шансон —
Так легко и упруго,
В унисон, в унисон.
Так умело бродило
В наших жилах вино,
Что невольно будило
Неземное «давно»,
Где навеки затерян
Задохнувшийся лад,
Где слова и затеи
Невпопад, невпопад…

«Ты сам-то как? – Да слава богу…»

Ты сам-то как? – Да слава богу.
Живу немного. Ем немного.
Работа. Водка на подмогу.
В мечтах туман. В пыли берлога.
А как жена? – Она в порядке.
Общаемся по разнарядке.
И наступают мне на пятки
Ее дела, ее загадки.
А мама как? – Она не пишет,
И телефон ее не слышит.
Она все тише, тише, тише.
Она все выше, выше, выше…

«У самых райских кущ, у входа…»

У самых райских кущ, у входа,
Скулит прозрачная погода:
Нет-нет, да дождичек всплакнет,
Лягушка из-под кочки квакнет,
Под сапогом грязюка чвакнет,
Рыбешка в озере плеснет.
Едва слышны в тумане лодки.
Костер затеплить, хлопнуть водки,
Умыться сонною водой.
Под равномерный скрип уключин
Начнется день, велик и скучен,
И будет длиться день-деньской.
А где-то рядом вечность длится,
И завтра вечность повторится,
И все беспечно повторит.
И полыхнет закат пунцовый,
И вечер теплою пыльцою
Залива гладь позолотит.

Рыбацкая песенка

Будет день такой:
Я махну рукой,
Поплыву спокойной рекой.
Чем тянуть с тобой
Разговор пустой,
Я сбегу в рыбацкий запой.
На крючке налим,
И еще налим,
И щуренок еще с лещом.
Ну, давай нальем,
И еще нальем,
И еще нальем,
И еще.
Бьется лесочка,
Пьется водочка,
Льется с неба вечерний свет.
Не спеши возвращаться,
Лодочка,
В тот заливчик,
Где счастья нет.
36 часов,
И еще полдня,
И часочек на посошок.
Не трави меня,
Не зови меня,
Не лови меня на крючок.

Банька

Смыть пот и грязь почту за честь
Невероятную:
Парилка в этой баньке есть,
И есть бильярдная.
Здесь разгоняются пары,
И загоняются шары,
И разгораются пиры,
И пиво пенится —
Никто отсюда
До поры
Ни в рай, ни в ад
Не денется.
Быть между небом и землей
Сочту безделицей.
Я стал березовой водой,
А пиво пенится,
И что-то бесится в душе,
И что-то кается,
И в угол чужака уже
Не получается.
Пока воркуют петухи
В печном просторище,
Зачтутся мне мои грехи,
Мои позорища,
И может быть,
И может быть —
Мои страдания.
Всего-то дел – пивка попить,
И докурить,
И все забыть,
И до свидания.

«Как трудно праздникам учиться…»

Как трудно праздникам учиться,
Застольным радостям, дарам,
Чтоб с чистою душой включиться
В чужой разгульный тарарам.
Как трудно после возвращаться
В печальный свой вчерашний дом
И вновь с похмелья превращаться
В того, кто к пропасти ведом.

«Я пьяным шел…»

Я пьяным шел,
Метель раскачивал,
Со снегом в унисон свистел,
И никуда я не сворачивал,
И ничего я не хотел.

Рекомендуем почитать
Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Собачье дело: Повесть и рассказы

15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!