37 девственников на заказ - [37]

— Это сделал Су-Инь? — оживилась я.

— Не доказано. Но странная вещь… Россия тогда не сотрудничала с Интерполом, а китаец тем не менее был весьма оперативно задержан в тот же день в английском аэропорту и посажен в тюрьму к банде фальшивомонетчиков. И улики, поступившие в английскую полицию по этому делу, были настолько вескими, что китайцу дали двадцать лет! Что вам рассказывал старик о поддельных фунтах стерлингов?

— Ничего. Не помню…

— Вы помните в подробностях о его шпионских страстях, о карточных играх и совершенно ничего не помните о фальшивых деньгах?

— Это смешно! Моя мама, не знаю почему, как-то обозвала его фальшивомонетчиком, Богдан рассмеялся и сказал, что в этом есть доля правды, вот и все!

— А вы знаете, что Богдан Халей играл со своей маленькой дурочкой в “Монополию” и учил ее при этом различать валюты разных стран. Видел я эту коробочку с игрой. Она вся была заполнена деньгами — доллары, фунты стерлингов, иены, марки, реалы, франки!.. Там были даже юани и драхмы! — взволновался Урса.

— Давайте-ка угадаю. Вы пытались арестовать Богдана за хранение валюты? — вздохнула я. Мне грустно. Со мной Богдан в игры не играл.

— Все деньги были нарисованы им для игры, и весьма качественно!

— Неужели привлекли за изготовление фальшивок?!

— Бумага была не та, на некоторых купюрах присутствовали издательские надписи, — раздраженно вспоминает Урса. — Что вы так загрустили? Не знали о дочери?

— Я узнала случайно. Богдан был женат дважды, охотно рассказывал, как “отравил” обеих жен и вскользь заметил, что достаточно за это наказан взбалмошной и капризной девчонкой с китайским именем. Я ее никогда не видела. Но очень хотела увидеть и сделала Богдана педофилом.

Педофил

— Потрясающе, — вздохнул Кохан.

— Это не то, что вы подумали. Я обещала рассказать, откуда вы узнали об ожерелье? Рассказываю. Вы узнали о нем в девяносто пятом году из Интернета.

— Что вы говорите?.. — пробормотал Урса, пряча глаза.

— Именно. Вы обнаружили на сайте для любителей детской обнаженки фотографию голой девочки лет тринадцати с бриллиантовым поясом и фотоаппаратом в левой руке.

— Вы говорили, что были в трусиках…

— Конечно, когда старик попросил меня примерить ожерелье, я была в трусиках. А позже, когда он спал после обеда, еще раз завинтила замочек ожерелья на талии, чтобы посмотреть, как оно смотрится на голом теле. Мне это так понравилось, что я взяла висевший в коридоре на книгах фотоаппарат и сфотографировала себя в зеркале. Раз десять. Я кривлялась, строила рожи, выпячивала пупок и изображала покорное смирение. Потом повесила фотоаппарат на место, сняла бриллианты, положила в пакет и закинула их в дырявый зонт. Представьте мое удивление и стыд…

— Ну уж и стыд, — бормочет Урса.

— Именно — стыд! Когда спустя месяц Богдан протянул мне дюжину фотографий: “Это, кажется, твое? Предупреждать надо. Я не имею собственной лаборатории, чтобы делать фотографии. Я сдаю пленки в ателье, ты ввела меня в совершенный конфуз, на меня так смотрели!..”

— В девяносто пятом — через два года после его смерти — я сама отправила свою фотографию в Интернет. Вы меня слышите?

— Слышу, — вздыхает Урса.

— Я подписалась. Вероятно, поэтому вы ее и обнаружили, так ведь? Пустили поиск на его имя — вдруг что-нибудь всплывет! Я назвалась “девочкой Богдана Халея”. Надеюсь, он простит мне это хулиганство, тем более что я действительно считала себя его собственностью.

— Почему?.. — застонал Урса.

— Потому что… Он меня вылепил, он…

— Почему вы так поступили с фотографией? Я не понимаю — зачем? — перебил Урса.

— Я искала. Так же, как и вы. Вам не давали покоя исчезнувшие бриллианты, а я искала его дочь.

— Глупо.

— Может быть…

— Нашли?

— Это грустная история. Я ее уже не успею рассказать.

— Не успеете?

— Уже полдень. К вечеру мы должны приехать. По крайней мере я. Надеюсь, вы меня выпустите из поезда? А я еще не рассказала вам, как Халей “отравил” своих жен.

Тридцать седьмой

— Расскажите лучше, почему он покончил с собой. Ну же, дипломированный психиатр, проявите отстраненное отношение к собственным фобиям, расскажите все, как на сеансе у врача!

— Мне нечего рассказывать. — Я забилась в угол и подтянула к себе ступни.

— Зато я прекрасно помню эту квартиру, пропахшую кошками и обложенную книгами с пола до потолков. Я помню кресло с высокой резной спинкой — почти трон! — и в нем…

— Не надо…

— И в нем — старик с перерезанным горлом, а на полу — подарок на память о Су-Инь, нож для резки сахарного тростника!

— Неправильно, — шепнула я. — Это память о поручике Купине, это нож из его коллекции.

— Старик был в халате, на халате — полосы крови, как будто он вытер пальцы. И на полу, по паркету, шли странные перекрещивающиеся полосы, как будто он полз и черкал кровью странные письмена.

— Замолчите, или я закричу! — Обхватываю голову руками и закрываю глаза.

— Я должен вам кое-что сказать, — встал Урса. — На занавеске висел котенок и кричал. Я взял его и сунул за пазуху.

— А я не могла понять, куда делся Бурсучок. Две недели дверь квартиры была опечатана, я думала, что найду его мертвым, а он пропал… Дайте руку. Спасибо.

— Не за что. Котенок этот оказался не барсуч-ком — а барсучкой, я назвал ее Суини. Не смотрите так, у меня мурашки по коже от ваших глаз, ну вот… Еще и плакать будем? Отличная кличка… для кошки… Не трогайте мою ногу.