36 и 6 - [10]

— Алло! — тишина, напряжённая, вызывающая. — Да говорите же! — ещё несколько секунд отчаянного вслушивания. Кто-то молча звал меня, разрывал пространство неслышным дыханием. Щелчок, и череда безликих коротких гудков. Почувствовал, как сердце затрепыхалось у самого горла. Казалось, ещё чуть-чуть, и я ненароком выплюну его, меня просто вырвет истеричным волнением, охватившим мою тоскующую душу. Я знал, кто это. Не мог не знать. Вику я угадывал в любых проявлениях. «Нет! Ты не будешь с ней разговаривать», — зло убеждал я себя. «Всё кончено! Дважды в одну воду не ходят! У тебя есть девушка. Она тебя обожает. Ты не можешь с ней так поступить. И потом что тебе надо? От добра добра не ищут!» Утром разбудил телефон. Я вскочил, сломя голову кинулся к аппарату. Сердце ликовало — был уверен, что это Вика.

— Доброе утро! — дрожащий от волнения голосок Миланы. Я знал, чего ей стоило позвонить. Она очень боялась быть навязчивой, и звонил обычно я. Взглянул на часы — ровно девять. Значит, эта дурочка не спала всю ночь, подгоняла ленивые стрелки, чтобы поскорее настало время, когда будет прилично врываться в чужую квартиру нервными протяжными гудками.

— Привет, солнышко! — еле выдавил из себя. Вышло не очень убедительно.

— Я так соскучилась… Не выдержала. Вот позвонила, — ничего не значащее сюсюканье, больно царапающее меня тающими от нежности гласными.

— Молодец! Тебе полагается грамота за инициативу.

— Что мы сегодня будем делать? — она не сомневалась, что мы встретимся.

— Я так устал… — я попытался избежать свидания, но тут же почувствовал, как покрылась мурашками её кожа. Словно увидел, как в её мозгу испуганно запульсировала навязчивая неизбежная мысль: «Это всё? Переспал и бросил?» Я не верил, что брошу её. Совсем не хотел её бросать. Как всё это вышло? Но по-своему она была права. Со стороны ситуация выглядела именно так, как ей думалось. Я вошёл в роль. Представил себе, что на том конце провода Вика. — Я очень устал, Милана, — весело затараторил я. — Столько часов без тебя — это невыносимо. Вымотался, будто всю ночь вагоны разгружал. Так что приезжай ко мне. Нет сил даже подняться. Придётся тебе меня немножко подлечить.

— Я знаю одно безотказное средство! — пронзительная радость. — Тысяча поцелуев три раза в день.

— Доктор! Скорее! Я мечтаю об этом лекарстве.

— Ты любишь меня? — удар ниже пояса.

— Конечно, малыш! — я не сдавался.

— Это серьёзно?

— Нет! Это так легкомысленно!

Положил трубку, и снова звонок. Я медлил. Хотел даже выдернуть шнур, но не смог.

— Алло! — выговорил я грубо, в тайне умоляя Вику молчать. Опять эта зовущая, тоскующая тишина. Почудилось, что уловил еле слышный всхлип, томный шёпот. Громкий вздох, и снова эти невыносимые гудки. Когда приехала Милана, я совершенно выдохся. Не знал, как себя вести. Не хотел никого видеть.

— Мне фильм принесли какой-то. Может, посмотрим? — спасался я от жуткого молчания.

— Давай! — недоумение, ломкий взгляд. Завалились на диван перед телевизором. Я старался держаться предельно далеко от Миланы. Она, видимо, чувствовала, не льнула, не касалась меня. Я даже как-то обиделся, что ли? Фильм был на редкость дурацкий. Но я заинтересованно пялился на экран. Милана силилась понять происходящее — не получалось. Я не выдержал. Мысленно перекрестился. Потянул её к себе. Она знала, что это произойдёт. Готовилась. Почувствовал запах духов — раньше она никогда на душилась, наконец заметил, что она в платье, чтобы проще было раздеться. Милана пыталась быть страстной, но все её попытки были неумелыми, смешными. Казалось, её руки стали пластилиновыми. Они прилипали к моему телу, оставляли на нём грязные следы. И я предчувствовал, с каким трудом буду потом оттирать вместе с верхним слоем кожи этот гадкий, закостеневший пластилин. Она не была Викой, и это дико раздражало меня. Через час опять не мог выдержать её сгущённый взгляд. А она продолжала собирать по крупицам рассеянный свет моих зрачков, заглядывала мне в глаза, прижималась к моей груди. Вдруг легко соскочила с кровати, нашла на столе карандаш, бумагу, снова запрыгнула в постель. Села на мои ноги, положила листок на грудь, принялась рисовать. Нестерпимая боль. Не знаю, как я вынес такую муку. Показала мне: безумный взор, пытающиеся улыбнуться губы, взъерошенные волосы.

— Андрюша, — спрятала лицо под одеяло. — А ничего, что всё случилось так быстро? Ты не думаешь обо мне плохо? — внимательный черничного цвета глаз, выглядывающий из белых складок.

— Бог с тобой! Я просто не в состоянии подумать о тебе плохо, — искренне, наконец-то искренне смог говорить я.

— А это всегда происходит так быстро? — она вылезла из накрахмаленного убежища.

— Не знаю… По разному, — очень хороша. Изумительно! Чёрт! Но она не Вика!

— Милана, давай вставать. Сейчас Лиза придёт. Не хочется её смущать. — Я нашёл отмазку. Поил её чаем. Она корректировала свой рисунок. Подписала в углу:

«Я люблю тебя, как пламя

Однодневки мотыльки.

От любви изнемогая,

Изнывая от тоски».

Не мог вспомнить, чьи это стихи. В ответ хотелось закричать: «Откуда в теле таком любовь? Разве что — маленький любёнышек!» Но смолчал. Изобразил озабоченное выражение лица: