33 (сборник) - [6]

С 8 утра с чекушками в трясущихся руках в дверь звонили алкаши. За червонец я наливала стопарик, за сороковник – бутылку. Деньги я аккуратно складывала в тумбочку под замок. Деньги мама всегда прятала и запирала на ключ, чтобы брат не стырил. Доступ к ключу был только у мамы и у меня, потому что я деньги не воровала.

На втором этаже нашего дома жила колдунья. Её квартира, пропахшая ладаном, была уставлена иконами, увешана крестами и зеркалами. С утра у подъезда собирались желающие узнать своё будущее и смертельно больные, надеющиеся на излечение. На третьем этаже располагалась общага. На четвёртом жили мы. Запах ладана и самогонки преследовал меня всякий раз, как я выходила из дома. Но это всё ерунда по сравнению с тем, что мне пришлось пережить, когда я пришла в новую школу, в 7-й класс.

– Это наша новая ученица, Наташа, – представила меня классный руководитель. – Теперь она будет учиться в нашем классе. Садись вот сюда, – и она указала мне на место рядом с симпатичным, черноглазым пареньком хулиганистого вида.

Прийти в 7-й класс со сложившимся коллективом – это не просто. Ты сразу становишься изгоем. И тебе нужно что-то с этим делать – показать, что ты своя, чтобы приняли в стаю. Я не робкая, совсем нет, разве чутка странная, а значит, отличаюсь от других. В таких коллективах жёстко карают за непохожесть. Я это сразу ощутила на себе. Первое, что они сделали – дали кликуху. А вы как хотели! Это вам не городская школа, куда ходила я до 7-го класса, где никто не имел погонял. А мальчики и девочки называли друг друга по именам. Это средняя (в буквальном смысле) школа посёлка Л. Вообще, в моём новом классе 7 «Б» практически все имели кликухи. Непонятно, кто их придумывал и на каком основании. Ну ладно, Андрей Батушев был «Батухом», или Радика Чичулина звали «Чичей», а Олю Сисееву – «Сисей». Здесь всё понятно, но почему Петю Баранова звали Руболесом. Что означает это слово и как оно созвучно с фамилией или именем школяра, непонятно. В лесу он не жил, дрова не рубил. Очень прилежную, скромную девочку-отличницу Машу Петрову звали Киса. По мне – нормальная, даже ласковая кликуха, непонятно, почему она обижалась и плакала. Были даже клички, состоящие из нескольких слов. Забитого мальчика-троечника Сергея Шутова звали «Белый спермяк – солёные уши».

«Чайник, чайник»! – я даже сначала не поняла, что обращаются ко мне.

«Чайник» означает новенький – вот так всё банально просто. Хотя эта кличка не была такой уж обидной, носить её до окончания школы я не собиралась. И нужно было немедленно что-то делать. На «чайник» я не откликалась. В то же время не пыталась открыто защищаться – нападать с кулаками на обидчика, обзываться в ответ. Вела себя отстранённо и неприступно. Дома, конечно, плакала. А как без этого? Девчонки вообще много и часто плачут. Главное было не показать это одноклассникам. Мне удавалось. Буквально через неделю им стало неинтересно, и они перестали меня так называть. Но появилась новая проблема. Тринадцатилетние мальчики – уже не совсем мальчики, а девочки, как известно, вообще созревают раньше. Например, у рыженькой Марины из нашего класса грудь была уже второго размера, и она носила лифчик. Да почти все девчонки, даже безгрудые, носили лифчики. Я не носила. Больше всего доставалось, конечно, сисястой Маринке. На перемене мальчишки закрывали её в раздевалке. Несколько человек держали дверь, другие в это время мяли её груди. Она орала истошным голосом и молотила их пеналом по головам. Но это, конечно же, не помогало, инстинкты и сила молодых самцов брали вверх. И только вдоволь нащупавшись девичьего тела, они выпускали её, красную и растрёпанную, из раздевалки. Может, ей даже нравилось, но разве признается в этом порядочная девушка. Во время урока тоже приходилось нелегко. Нужно было постоянно держать руки плотно прижатыми к бокам, потому что сидящий сзади пацан мог просунуть руки под мышки и потрогать за соски или расстегнуть лифчик. Хорошо хоть у меня этой «сбруи» не было. А с другой стороны – плохо, ведь титек у меня тоже не было (ну или почти не было), и поэтому я не пользовалась популярностью у мальчишек. Зато я нравилась мальчику-хулигану, лидеру и заводиле, с которым продолжала сидеть за одной партой. Мальчика звали Артём, он занимался каратэ.

Потом я узнала, что Чайником меня перестали называть не из-за моей, как я считала, правильной тактики поведения, и за сиськи не мяли не оттого, что маленькие. Артём, имевший авторитет в классе, приказал им не трогать меня и не дразнить. Они его слушались. А куда деваться? Кому хотелось быть избитым в школьном дворе Тёмой-каратистом и его дружками-старшеклассниками. Так благодаря моему защитнику я стала неприкосновенной для всей школьной своры.

И это было только начало. Потом всегда, как ангелы-хранители, рядом со мной будут оказываться самые лучшие мужчины, которые будут защищать меня. Я как будто притягивала к себе мужчин правильных, честных, красивых, благородных. Они меня ни разу не предавали, не делали больно. Даже два маньяка не смогли меня изнасиловать. Один после того, как я, смирившись с безысходностью ситуации, сама легла и, сняв трусы, грустно буркнула «трахай», опешил и сказал, что так не может. После чего посадил на такси и отправил домой, а потом ещё звонил, предлагал встречаться. Другой маньяк расчувствовался и пошёл провожать до дома по тёмным закоулкам, где выли злые собаки (я рассказала ему про собакобоязнь). Маньяк был удивлён, что я боюсь больше собак, чем его, настоящего маньяка. Я и правда никогда не боялась мужчин. Пускала их в самое сердце и не боялась, что они его разобьют. И мужчины обращались с ним очень бережно. Я поняла, что с нами случается то, чего мы больше всего боимся. Боишься собаку – она чувствует твой страх и обязательно укусит. Боишься быть брошенной – тебя всегда будут бросать, боишься мужа-алкоголика – именно такие будут попадаться на твоём пути, боишься, что будет бить,