Бюзар несколько раз оборачивался. Мы поняли, что он в нерешительности.
По лицу брессанца струился обильный пот; руки его начали дрожать.
Бюзар вопрошающе взглянул на меня.
— Он рухнул! — крикнул я.
Бюзар слегка ускорил ход.
Брессанец снова запетлял, потом выровнял велосипед и догнал Бюзара. Но лицо его внезапно побелело.
— Он выдохся! — сказал я.
— Бюзар не смеет его бросать! — закричала Корделия.
— Он должен это сделать.
— Ненавижу гонки! — проговорила Корделия. — Больше никогда на них не поеду.
Бюзар оторвался от брессанца и сразу же опередил его на несколько десятков метров.
— Ненавижу, всех вас ненавижу! — твердила Корделия.
Брессанец сделал несколько зигзагов от одного края дороги к другому. Перешел на самую малую передачу, и, казалось, ему стало легче. Он проехал еще метров сто, все замедляя ход. Наконец он поставил ногу на шоссе. Я затормозил рядом с ним.
Корделия протянула ему термос, который мы на всякий случай захватили с собой.
— Что это? — спросил брессанец.
— Чай.
— А спиртного у вас не найдется?
У нас было и спиртное.
— Это тебя прикончит, — заметила Корделия.
— Дай ему. Теперь это уже не имеет никакого значения, — сказал я.
Брессанец выпил глоток коньяку, Лицо у него порозовело. Он едва заметно улыбнулся.
— Ты сильнее всех, — утешала его Корделия.
— Верно, — ответил брессанец.
Положив руки на руль, он пробежал так несколько метров, чтобы взять разгон. Ноги у него на редкость короткие. Он остановился, не вскочив на седло. Потом пробежал еще три шага, но медленнее, и снова остановился. Белая майка плохо сидела на нем, и от этого казалось, что он полуодет. Открыв рот, брессанец несколько раз помотал головой. Он глубоко вздохнул и некоторое время простоял совершенно неподвижно. Потом снова помотал головой, схватил велосипед и с яростью швырнул его на обочину дороги. Шатаясь, брессанец проделал несколько шагов и рухнул рядом с велосипедом.
Корделия вышла из машины и протянула ему фляжку. Брессанец жадно выпил коньяк и перевернулся на живот. Корделия постояла над ним, попыталась приподнять его за плечо, но он тут же повалился обратно.
— Что с ним? — спросила Корделия.
— Пусть поспит.
— А он не заболел?
— Влезай в машину, — крикнул я. — Нам в жизни не догнать Бюзара. Сейчас он шпарит по спуску к Клюзо со скоростью семьдесят километров в час.
Корделия села в автомобиль. Я захлопнул дверцу.
Перед самым перевалом дорога идет среди лугов, описывая полукруг. Если поглядеть вниз с того места, где заканчивается полукруг, виден весь оставшийся позади отрезок пути. Корделия высунулась в окошко.
— Он поехал, — сообщила она.
Я замедлил ход и оглянулся. Внизу, в полутора километрах от нас, что-то белело и виляло по шоссе.
— Упорный паренек, — сказала Корделия.
— Да, упрям как вол.
Я понесся по спуску к Клюзо. Красную майку Бюзара мы обнаружили только после тринадцатой петли, на прямой, перед самым въездом в город. Бюзар несся с огромной скоростью на самой большой передаче.
Оставалась легкая двадцатикилометровая дистанция до Бионны, потом десять километров по «малому кольцу», и если все пойдет хорошо, то через сорок пять минут Бюзар будет у финишной прямой. При мысли, что наш юный друг близок к победе, нас всех троих охватило радостное возбуждение.
У въезда в Клюзо по обе стороны дороги стояла густая толпа. Бюзару аплодировали, потому что он прибыл первым, и по номеру выискивали его фамилию в местной газете.
Вместе с первыми домами пошла булыжная мостовая. Бюзар прижался к правой стороне улицы, чтобы ехать по асфальтовой дорожке, здесь когда-то проходила узкоколейка, а потом ее загудронировали.
Выскочил ребенок посмотреть на гонщика. За ним бросилась женщина, чтобы оттащить его назад. Бюзар мчался прямо на них со скоростью сорок пять километров в чае.
Пытаясь их объехать, он свернул в сторону, колеса заскользили по мокрому булыжнику. Велосипед рухнул. Бюзар перелетел через руль и распластался на мостовой, выбросив руки вперед.
Я затормозил в нескольких метрах от него.
— Секундомер! — сказал я Корделии. — Не вылезай ни в коем случае…
Мы с Мари-Жанной подбежали к Бюзару. Он уже встал на ноги. Левая ляжка сильно кровоточила. Из носа тоже текла кровь.
Бюзар провел тыльной стороной руки по губам, посмотрел на окровавленную руку в сказал:
— Пустяки.
Я взглянул на Корделию.
— Сорок секунд, — сообщила она.
Я вытер платком рану Бюзара на левой ляжке. Она оказалась глубокой. Следовало бы наложить швы.
— Я поехал, — сказал Бюзар.
— Попробуй, — согласился я.
— Надо бы его отвезти в больницу, — вмешалась Мари-Жанна.
— Это мы всегда успеем. Не сможет продолжать, тогда и отвезем.
Я снова бросил взгляд на Корделию.
— Две минуты, — проговорила она.
Бюзар сел на велосипед. Двое парней подтолкнули его. Он двинулся дальше.
Предстояло проехать весь Клюзо. Мостовой, казалось, не было конца. Бюзар ехал с большим трудом. На всем протяжении пути из толпы доносилось: «У него идет кровь… кровь льется… кровь…» И эти слова, повторявшиеся на все лады: «У него кровь… кровь… кровь…» — сопровождали его, как трезвон колоколов. Мари-Жанна кусала губы. Корделия шептала про себя: «Forza, Бюзар! Вперед! Forza, Бюзар!»