32-я добровольческая гренадерская дивизия СС «30 января» - [20]
Разрешение того глубокого кризиса, в котором оказалось немецкое командование, требовало радикальных мер, в том числе и бросать в бой еще только формирующиеся части. Так что уже 2 февраля 1945 года 32-я дивизия СС «30 января» была едва ли не впервые упомянута в официальном приказе вермахта. В этот день начальник Генерального штаба генерал-оберст Гейнц Гудериан отдал группе армий «Висла» приказ следующего содержания: «Задача группы армий состоит в том, чтобы парализовать продвижение противника к Берлину на Одере, по обе стороны Варты, и всеми имеющимися силами восстановить сплошную линию фронта вдоль Одера до Шведта… С настоящего момента в подчинение группы армий передаются находящиеся в стадии формирования дивизии “Дёберитц”[208], “Курмарк”[209] и “30 января”. Ввиду создавшегося положения эти дивизии обязаны по требованию группы армий немедленно направлять на Одерский участок фронта только что сформированные смешанные боевые группы. Формирование дивизий будет завершено на фронте…»[210].
Прямым следствием этого приказа стало то, что уже в феврале 1945 года только что созданные боеспособные части дивизии СС «30 января» были переброшены на Одерский фронт как усиление для 9-й армии, хотя формирование дивизии только-только началось. Фактически на полигоне в Курмарке формировали маршевую роту или батальон, тут же организационно вводили эту роту или батальон в формирующийся полк и сразу же отправляли на фронт. Так что части бросались в бой без подготовки, без воспитания традиционной для войск СС спайки личного состава и нормальной организации. Справедливости ради следует сказать, что выбора у немецкого командования все равно не было – разваливающийся фронт нужно было спасать, резервы отсутствовали, а нормальных дивизий взять было просто неоткуда.
Гренадер войск СС в укрытии
Итак, в свой первый бой дивизия вступила разрозненно и неорганизованно, не как единое целое, а как «сборная группа боевых групп». Формально в этот момент части «30 января» даже не подчинялись своему командиру Рихтеру, который больше занимался вопросами формирования дивизии. Вместо него они напрямую были подчинены штабу V добровольческого горного корпуса СС[211] под командованием сначала обергруппенфюрера СС и генерала войск СС Фридрих-Вильгельма Крюгера, а затем, с 8 февраля, – обергруппенфюрера СС, генерала войск СС и полиции Фридриха Йекельна[212] или же штабу 391-й охранной дивизии генерал-майора Рудольфа Зикениуса[213]; эти части входили в состав 9-й армии.
Однако уже в первой декаде февраля на фронте был развернут оперативный дивизионный штаб во главе с начальником оперативного отдела дивизии штурмбаннфюрером СС Карл-Хорстом Ленцем. Его задачей было контролировать и координировать действия частей дивизии, не допускать ее растаскивания по всему фронту и отработать действия дивизионного штаба в боевых условиях.
Командир V горного корпуса СС Фридрих Йекельн
Как мы уже замечали, командиру дивизии Йоахиму Рихтеру приходилось заниматься только вопросами формирования своей дивизии. В дивизию постоянно прибывало пополнение, направленное на ее формирование. Среди них была маршевая рота, в которой служил роттенфюрер СС Эбергард Баумгарт. Мы оставили его дрожащим от холода в казарменном бараке на полигоне СС «Курмарк». Баумгарт вспоминал о дальнейших событиях: «На рассвете мы погрузились в грузовики и выехали. Когда мы прибыли в Риссен, уже рассвело. Мы построились на деревенской площади, и нас кратко проинформировали о том, что русские пересекли Одер по льду. Формирующаяся дивизия «30 января» была брошена против них и занимала позиции перед прорвавшимися русскими. Было важно закрыть опасный прорыв фронта и уничтожить русский плацдарм»[214]. Так как раны Баумгарта еще окончательно не зажили, то он получил назначение в дивизионный штаб на должность писаря.
Дивизионная штаб-квартира размещалась в реквизированном крестьянском доме в деревне Одербрух. Потрясенная молодая хозяйка дома, муж которой сам сражался где-то в другом месте, с изумлением смотрела, как ее мебель грубо и бесцеремонно выставили из гостиной, установив рабочие столы с полевыми телефонами и пишущими машинками. Однако новых обитателей дома вскоре ждало неприятное открытие: оказывается, черепичная крыша фермерского дома представляла собой хорошую цель для советской артиллерии.
Штабной писарь роттенфюрер СС Баумгарт был посажен за стол, печатать боевые донесения и приказы. В один из дней на командный пункт доставили трех дезертиров из Красной армии. Баумгарт записывал их показания, согласно которым они решили перейти на германскую сторону, после того как командир их дивизии заставил их нести себя на плечах, боясь замочить ноги в ледяной воде Одера. Рассказ перебежчиков переводил приписанный к дивизионному штабу переводчик из поволжских немцев. Он же позднее прочел Баумгарту и другим сотрудникам штаба выдержки из оказавшейся у бывших красноармейцев советской газеты «Правда». Особенно заинтересовало немцев итоговое коммюнике о Ялтинской конференции, из которого становилось ясно, что союзники собираются делать с побежденной Германией. Услышанное потрясло присутствующих немцев, и их охватил страх поражения. Затем пришло вдохновение на дальнейшую борьбу: «В конце концов, мы просто должны победить», – говорили они друг другу, пытаясь успокоиться
