300 спартанцев - [49]

— На всякую силу найдётся сила превосходящего противника. Война как жизненное занятие — это разбой. Я понимаю, когда речь идёт о том, чтобы защитить тебя и моего сына, и всех матерей и детей Спарты — тогда каждый, кто способен держать оружие, должен сражаться.

— Ты заговорил о войне, Леонид, и у меня сердце сжалось, будто от ужасного предчувствия. Все эти слухи о Ксерксе и его походе… Ты и наш малыш, маленький наш Плистарх — вот моё счастье. Но мне страшно в последнее время.

— Ты, моя отважная Горю, боишься? Я не могу поверить!

— Я боюсь не за себя. Тот, кто любит, не может не тревожиться. Раньше я умирала от страха из-за моего отца. Теперь я боюсь, что война отнимет у меня тебя. Я боюсь за сына, что он заболеет или его укусит змея в саду.

— Горго, ты должна победить свои страхи. Ты спартанка и к тому же мудрейшая из всех женщин в нашем государстве и, наверно, во всей Элладе. Ты истинная царица, не подобает тебе предаваться страхам, будто какой-то ничтожной подёнщице.

— Прости меня за малодушие, Леонид! Но я ничего не могу с собой поделать. У меня на душе тяжело, и часто в сумерках мерещатся такие ужасные вещи…

Леонид встал, подошёл к жене. Он ласково погладил её по голове, йотом взял малыша, посадил его на ладонь и высоко поднял.

— Вот он какой, и как высоко вознёсся. Смотри, он ничего не боится. И ты оставь свои тревоги, иначе ты заразишь его своими страхами и он вырастет трусливым.

— Да, ты прав, больше я никогда не позволю себе таких речей. Это слабость, которую я должна побороть. Ведь иначе я буду недостойна тебя и твоего сына и не по праву буду носить имя спартанской царицы. Обещаю, я приму спокойным сердцем всё, что ниспошлют мне боги, тем более что этих мгновений никто уже не сможет отнять у меня, они всегда будут со мной.

Она закрыла глаза, будто силясь увидеть что-то внутри себя, затем сказала:

— Ничего нет неизменного. Мы приходим в этот мир… почему и для чего? Никто этого не может сказать. Но я знаю, что мы должны стойко переносить невзгоды и быть мужественными. Может быть, в этом состоит смысл нашей жизни.

— Ну вот наконец, я слышу речи, достойные царицы Спарты, и узнаю свою премудрую Горго, которую я ждал так долго, — улыбнулся Леонид.

— Скажи, а ты и в самом деле не женился так долго, потому что ждал, пока я вырасту? Я всё никак не могу в это поверить!

— По правде сказать, да. Маленькой девочкой ты была такая важная, строгая и вместе с тем такая трогательная, что завладела моим сердцем раз и навсегда. Конечно, вначале я не осознавал, что это были за чувства. Просто сердце моё расцветало, когда я тебя видел, и я к тебе очень привязался. А потом, когда ты стала подрастать, у меня стала появляться мысль жениться на тебе, если ты согласишься. Постепенно эта мысль так прочно засела у меня в голове, что я решил не брать жены, пока ты не вырастешь. Я рассуждал так: если ты изберёшь кого-нибудь другого, тогда и я начну думать о другой невесте.

— Ну и терпеливый же ты, Леонид! Ты вообще не похож на других мужчин.

— На кого ж я тогда похож? Это какая-то сомнительная похвала!

— Наверно, твоя мать зачала тебя от какого-нибудь бога. Она ничего такого тебе не рассказывала?

— Ну, ты и фантазёрка! — рассмеялся Леонид.

В этот момент появился слуга и сообщил, что пришли эфоры.

— Эфоры сюда? В этот час? — изумился Леонид и вместе с тем встревожился. — Это неспроста. Хорошо, проведи их сюда.

Он был недоволен, что они не дают ему покоя даже в эти короткие часы, когда ему хотелось забыть о делах.

Горго взяла сына у него из рук.

— Я хочу, чтобы ты осталась, — сказал Леонид, — ты царица Спарты и мудрая женщина. Пусть они говорят при тебе. В конце концов, они пришли в неурочный час к нам в дом. Тем более, что даже твой отец в твоём присутствии вершил государственные дела, когда ты была маленькой девочкой.

Горго села в кресло, положив сына на коленях.

Вошли эфоры. Их было двое. Они поприветствовали царскую чету. Один из них сказал:

— Прибыли из Персии наши послы, которых мы отправили к Дарию в искупление за умерщвлённых персов, — Сперхий и Булис. Ксеркс милостиво отпустил их, даровав жизнь, очистив нас от скверны.

— Я очень рад слышать это. Спасибо, что вы пришли сообщить мне эту новость, — прохладно сказал Леонид.

— Это ещё не всё. Они привезли письмо от Демарата.

— Да? Это интересно. Кому же оно адресовано? Мне?

— Нет, оно предназначалось для Перкалы.

— Тогда при чём тут я?

— Эфоры постановили, чтобы ты в нашем присутствии прочитал письмо. Оно может содержать нечто важное. Так открыли нам звёзды.

— Хорошо, если таково ваше решение.

Леонид взял дощечки и перерезал скрепляющие их тесёмки ножом.

— Но тут ничего нет! — вскричал он в изумлении. Подбежавшие эфоры воззрились на девственную чистоту воскового покрытия. Сколь они ни силились, поворачивая так и сяк дощечки, ничего не смогли различить. Ни надписи, ни значка. Всё было чисто.

— Это письмо Демарата, которое он передал нашим послам? Он что-то хотел сказать этим. Но что? Какой-то тайный знак? Но к чему эта загадочность? Хотел что-то сообщить тайно? Но тайно от кого — от нас или персов?

— Ясно, что он хотел этим дать условный сигнал. Надо допросить Перкалу. Она, наверно, знает, что это может означать. Возможно, здесь кроется какое-нибудь предательство, — угрюмо проговорил эфор.