300 лет российской морской пехоте, том I, книга 2 - [45]
В исходе февраля мы были уже на Висле и стояли в м. Фордуны недалеко от Бромберга, где находилась тогда главная квартира армии, которой предводительствовал уже Барклай де Толли. По сдаче начальства над армией адмирал Чичагов, проезжая чрез Фордуны, позвал нас к себе и изъявил свое соболезнование, что не мог ничего сделать для нас, но что он просил нового главнокомандующего быть к нам благосклонным. Первая встреча с адмиралом, отвлекшим нас от привычных наших занятий, была и последнею. <…>.
С открытием весны мы из Фордунов перешли в имение одного пана шамбелана. <…> Это было недалеко от Торуня, тогда блокируемого нашими войсками. На нас пруссаки в то время смотрели как на своих избавителей. Осаду Торуня (Торна) поручено было вести графу (К.Ф.) Ланжерону; назначены были войска в осадный корпус, в тем числе наш экипаж, которому поручалось осаждать крепость с Вислы; для этого заблаговременно приготовлены были суда, употребляемые на Висле для перевозки пшеницы в Данциг. Двенадцать таких судов исправили и укрепили для поднятия орудий. Батарейная рота полковника Магденки (№ 34) была назначена на эти суда. Когда вскрылась Висла и войска стали выступать для осады крепости, экипаж сел на лодки и отплыл к Торуню. Подойдя к крепости и остановясь у острова, лежащего от нее на пушечный выстрел, импровизированная флотилия выстроилась в линию и открыла огонь. Крепость сделала нам честь и отвечала на наш огонь несколькими выстрелами. На острове, к которому мы пристали, в тот же вечер стали устраивать батарею, и наши познания в фортификации пригодились. Артиллерийские офицеры роты Магденки менее нашего смыслили в этом деле. <…>.
Гвардейский экипаж в Париже в 1814 году. Картина кисти И.С. Розена. 1911 г. (ЦВММ).
У четырех наших судов открылась течь, и они найдены были негодными к службе; с них-то и сняли орудия и поставили на батарею. На другой день рано поутру из крепости была вылазка. Полевая артиллерия их открыла по нас с берега огонь, и как берег Вислы в этом месте был довольно возвышен, а мы стояли близко к нему, то выстрелы наши никакого вреда не могли им сделать, между тем как им очень удобно было стрелять по нас. Додт отвел нас левым флангом назад и поставил фронтом к неприятельской батарее. Во все время этой осады я командовал одной лодкой и преусердно стрелял из своей пушки. Не знаю, чем бы кончилась эта перестрелка, если бы не выручила конная рота Наваки (№ 18). Она быстро принеслась и открыла огонь по французской артиллерии; вслед за нашей артиллерией шли Павлоградские гусары; но французы не дождались гусаров и ушли в крепость. <…>.
Флотилия наша во время осады Торуня была деятельно занята. Иногда мы ходили ночью обстреливать крепость с правого берега Вислы, откуда не было ведено траншейных работ. Обыкновенно посылались две лодки, и мы выбрали заблаговременно место весьма удобное для нас: это был небольшой мыс, который нас прикрывал от крепостных выстрелов. Сделав выстрел по крепости, лодка пряталась за мыс и там, зарядив свою пушку снова вытягивалась для следующего выстрела. С правого берега для этой же цели посылалась полевая артиллерия, которая также, как и мы, беспрестанно переменяла свои места, так что в крепости не знали, куда направлять выстрелы. Весело бывало слушать, как наши ядра разгуливали по крышам домов крепости. Перед рассветом обыкновенно мы уходили. Тут- то и начнется деятельность крепостной артиллерии, которая направляла свои выстрелы по тем дорогам, где должна была идти наша артиллерия.
По сдаче Торуня (это было в половине апреля) <…> мы вскоре выступили в поход. <…> Мы прошли чрез Познань и вошли в Силезию, где близ Сагана остановились. <…> В военных действиях мы не участвовали; экипаж наш был в прикрытии обозов армии. Мы проходили чрез город Бриг, где стоял Гвардейский экипаж, в котором много было корпусных товарищей: Лермантов, Римский- Корсаков, Ушаков, Константинов. Во время перемирия нам назначено было оберегать мост в Эйлау на Одере, где была корпусная квартира генерала (Ф.В.) Сакена. <…>.
Гвардейский экипаж в Париже в 1814 году. Картина кисти И.С. Розена. 1911 г. (ЦВММ).
По окончании перемирия мы оставили Эйлау и присоединились к понтонным ротам; их было две: Иванова (№ 3) и Шишкина (№ 4). Командир наш Додт, видя, что экипажа его нет возможности честным образам употребить, сдал его капитан-лейтенанту (И.И.) Сулиме, а сам отправился искать счастья в главной квартире. Так иногда пропадает дарование оттого, что нет случая ему выказаться. Остряк Котляревский, бывший тогда за таким же делам при главной квартире, как и Додт, написал на последнего эпиграмму:
Назначение нашего экипажа в армии было незавидное: сперва в прикрытии обозов, а потом при понтонах. Неудивительно, что офицеры наши искали перейти в другой род войска. Командир наш уехал в главную квартиру и взял с собою (мичмана В.И.) Скарятина. Этот достойный морской офицер, я говорю о Додте, там сделался посмешищем; позабыта была его геройская служба, позабыто было молодецкое взятие Сухум-Кале, а помнилось только странное его положение в главной квартире без определенной цели. Додт недолго выдержал эту постыдную роль и уехал в Николаев. <…> Ни одного не было офицера, который бы не хлопотал: как бы уйти из этой злополучной команды. Оставшийся после Додта командиром экипажа Сулима в 1814 году оставил его и пристроился при генерале
