3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [35]

Дрезина была заправлена и установлена в качестве тягача. Зэки скучились на открытой платформе АВЛ, наспех собранной из бывших перекрытий почтамта, росомахи были оставлены в конюшне вокзальной комендатуры. Можно было отправляться в путь. Пахомов отдал команду «Поехали!», заученно махнув рукой.

Гуманное отношение к осужденным в процессе этапирования заключалось в том числе в предоставлении осужденным возможности прослушивать радиопередачи. Естественно, радиотранслятора в АВЛ не было, да и радиовещание было запрещено несколько месяцев назад секретным запретом правительства. Но закон есть закон, поэтому сотрудникам ВДСП было положено петь не менее двух часов в день для создания комфортных условий для осужденных. Гуманизация.

Как ни странно (а может быть, абсолютно не странно), эта обязанность Пахомову не была в тягость. Быть может, тому виной была его мечтательность. Поэтому, как только дощатая платформа с дрезиной начала свой монотонный бег по уже пару лет требующей ремонта железнодорожной колее, Пахомов взгромоздился на предусмотрительно возведенный постамент в торце вагона и уже начал было насвистывать My Heart is a Ghost Town Адама Ламберта, как встретился глазами с Ивановым — штатным очевидцем (пару лет назад во всех силовых органах ввели должность очевидца, единственной обязанностью которого было выступать свидетелем всяческих нарушений; они давали показания, подтверждающие вину всех и вся, тем самым разгружая иных должностных лиц, а также, естественно, облегчая процесс доказывания вины). Глаза Иванова были хитро прищурены. Еще более хитро, чем обычно, что заставило Пахомова вспомнить последнее распоряжение ведомства о некоторых мерах «дополнительного углубления в процесс импортозамещения», которое запрещало использование иностранных слов должностными лицами. «Вот fuck, — подумал Пахомов. — Чуть не влип», а его зычный голос с хрестоматийным вологодским оканьем уже выводил:

А я все жду тебя,

Сижу и жду тебя,

Ты не представляешь, как мне хорошо,

Когда ты целуешь меня, а еще…

Пахомов замер в позе Фредди Меркьюри на секунду, и уже вся конвойная команда синхронно грянула:

Звезды в небе горят,

Когда ты рядом со мной,

Я повторяю сто раз подряд,

Ты — не такой, ты — не такой.

Чубакка с открытым ртом смотрел на Пахомова и думал: «Блять, еще 11 лет и два месяца. Люк, где ты?»

Этап

Повели меня, значится, на этап. Чудное такое слово, очень монументально звучит. Представляются вагоны для перевозки скота и рытье могил на полустанках для тех, кто умер в дороге, не выдержав духоты, тесноты, плохого питания, или вовсе скончался, к примеру, от тифа.

Я так и не нашел документа, который детально описывал бы правила доставки з/к до места назначения. Инструкции, понятное дело, есть, но они (что еще понятнее) секретные. В законе сказано, что зэк должен сидеть в том же регионе, где прописан, а если там нет соответствующего учреждения, то в радиусе 500 км. Ну а если и в таком радиусе нет, то уж где найдут для него местечко.

Места-то в колониях есть всегда. В крайнем случае можно уплотнить, а желающих пожаловаться на это — подвергнуть репрессиям. Фсиновцы распределяют зэков не по принципу равномерной комплектации колоний, а исходя из своих корыстных интересов или указаний сверху. В принципе, услать могут куда угодно, оспорить это не сильно-то и возможно. Тем более что заполняемость зон — это не открытая информация, а в системе учета царит адок. Тюремное население вроде бы сидит, но на самом деле массово перемещается — например, на лечение, облегчение или ужесточение режима.

В Москве колоний общего режима нет. Зато, оказывается, в Капотне есть колония-поселение. Вот уж не думал. Ну, там, наверное, по какому-то суперблату сидят.

Место назначения — это Великая Тайна. Зэку ничего не говорят, пока он не доберется до места. Уж не знаю, откуда такая таинственность. Возможно, какому-то творцу в УИС когда-то испортили настроение, пересказав концовку остросюжетного фильма, и он поклялся, что в своей работе убережет подопечных от таких спойлеров.

Этап — это не только Великая Тайна, но и инструмент влияния, а также поле для торга. Поссорившись со фсиновцами в СИЗО, можно уехать в ужасно-режимную зону, а хорошо поладив, можно прикупить этап в коммерческую или «черную» зону — кому как нравится. Называется «купить билет». Стоимость такого билета сильно зависит от личности зэка и местных условий — по разным данным, она может варьироваться от сотен тысяч рублей до миллионов. Вообще говоря, стратегически хорошие инвестиции. Можно подобрать колонию, где есть прозрачные расценки на освобождение (чем дальше от Москвы, тем дешевле). Это, конечно, не значит, что вас выпустят сразу по прибытии. Речь идет о покупке УДО. Если все же есть острое желание и возможность, а на воле нет никого, кто особенно сильно заинтересован в вашей посадке, наверное, вполне можно освободиться по здоровью. В принципе, так выпускают только тех, кто смертельно болен, но ведь есть на земле место чуду — любой может внезапно исцелиться.

Впрочем, это все не мои случаи. Меня сначала отвели в транзитную камеру (там собирают всех, кто уезжает на этап, или уже осужденных, если они неведомыми уголовно-исполнительными путями едут транзитом через «Бутырку»). В нашей камере было двое таких, из Ярославля. Куда-то на север ехали. Мы даже толком не пообщались — их быстро увели.