3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [31]
Таким же способом мы починили радио. Это было эпохальное событие. Радио то работало, то нет, то его забывали включить. Собственно, во всем корпусе работающее радио волновало только нас — у всех остальных были телики и мобильные устройства.
Нерабочее радио я использовал как основное средство шантажа. Я жаловался на него каждой правозащитной группе, которая нас посещала, а происходило это чуть ли не раз в неделю. В результате радио сделали, но в рамках жесткого стеба заместитель начальника распорядился поставить «Бизнес FM». В принципе, это нормальная станция. Главное — не слушать его более часа подряд, потому что потом начинаются повторы. К счастью, подчиненные перепутали и поставили «Эхо Москвы». Это, конечно, лучше, но не сильно — сутками слушать новостное радио тяжело.
А до всей этой подлости администрации по радио (когда оно, конечно, работало) играло DFM. По-моему, у них в ротации всего десять песен. У всех любимой была «Это не шутка, мы встретились в маршрутке». Ее пели хором и пританцовывая. Позже, в ИК-5 «Нарышкино», она преследовала меня в ШИЗО и на СУСе.
На «Эхе Москвы» музыка крайне редка. Однажды я услышал анонс, что вечером будет какая-то селебрити в гостях и будут ставить ее любимую музыку. Я упросил надзирательницу оставить радио на часок. Этого хватило, чтобы успеть услышать первую песню программы: «А-а-а-а — и зеленый попугай!» Возмущению моему не было предела.
С каждым из сидельцев у меня сложились хорошие отношения. В основном сидели мирно. Конечно, каждый с каждым успел поссориться — все-таки теснота пространства к этому располагала. Но все проходило довольно лайтово, без танцев смерти.
Над Молдаваном я постоянно шутил шутки про молдаван. Ну, знаете, типа: «От Молдавии поступила заявка на включение сбора яблок в программу Олимпийских игр». Но шутил в основном по-доброму, он не обижался. А потом, когда мне в передаче прибыл уголь, я нарисовал ему на простыне, которой он занавешивал свое место, вот такой рисунок:
Он был очень счастлив.
С Кубаноидом мы играли в шахматы. В СИЗО осужденным положен один комплект домино, шашек или шахмат на камеру или на десять человек. Нам досталось домино. В домино мы тоже весело рубились, но что за тюрьма без шахмат? Решили сделать свои, из хлебного мякиша.
В СИЗО вообще все делают из хлебного мякиша: ограничений на поступающие от родни продукты фактически нет, поэтому хлеб не съедали весь даже близко. Когда идешь по «Бутырке», можно видеть горы кирпичей-буханок, которые зэки выкидывают поутру. А вот в лагере, наоборот, хлеба всегда не хватает. Войн за пайку, конечно, нет, но и избытка нет тоже.
Лепить из мякиша довольно легко. Все, конечно, сильно зависит от хлеба. Иной раз приносили настолько сырой, что можно было сразу лепить. Но обычно мякиш все-таки надо размягчить в воде и долго-долго его мять. Потом добавить соль или сахар. Потом еще мять. Потом отжать через носок. В итоге получается чистый клейстер. Предметы из него получаются почти стеклянные.
Соответственно, добавляя различные ингредиенты, можно менять цвет:
пепел — серый, много пепла — черный, зубная паста — белый и т. д.
Но у нас не было цели делать шахматы на века. Пару дней мы с Кубаноидом и Батей по очереди мяли мякиш, добавили туда соли и зачем-то сухих сливок, после чего занялись фигурной лепкой. Фигуры были примерно такие:
Белые мы покрасили зубной пастой, черные — пастой, смешанной с углем. Получилось очень кайфово, прямо произведение искусства.
Один раз я добился ничьей. Все остальные разы я проиграл. Кубаноид был заметно сильнее меня в шахматах. Собственно, как и Батя. Игнат в шахматы не умел играть вовсе, и Кубаноид начал его обучать. Это было уморительно смешно.
Кубаноид потом возил эти шахматы с собой из хаты в хату по «Бутырке» и всех удивлял ими — это он мне уже рассказал после освобождения — звонил из ростовской зоны, где он смотрит за столовой. Но на этап, конечно же, не взял, да и шахматишки не перенесли бы тягот.
Батя травил нам байки про свое тюремное житье-бытье и всяческие жизненные перипетии. Например, про то, как он скрывался от уголовного преследования в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС. Или про то, как ограбил сельпо: украл оттуда кучу банок со сгущенкой, потом нес их с какой-то марухой, они устроили привал… Но чем открыть консервы, если нет консервного ножа, а есть только пьяная маруха? Ну и всякие байки про сексуальные похождения.
Кстати, я заметил противоестественную корреляцию: чем больше времени зэк провел в местах лишения свободы, тем больше у него баек на тему секса. Некоторые байки Бати были абсолютно дикие — типа ограбления питерского транссексуала (рассказ состоял из нескольких действий с антрактом!). Была и хрестоматийная, я ее несколько раз потом слышал: знакомится зэк с телочкой, туда-сюда, они у нее, и в какой-то момент он замечает в ванной (почему-то всегда в ванной) милицейский китель. Выясняется, что телочка — мент. После чего зэк просит телочку надеть китель, следует половой акт (конечно, анальный), во время которого зэк приговаривает (кто знает, давайте хором): «Родная, в твоем лице я ебу всю советскую милицию». Ну и все в таком духе.
