2x2=мечта - [9]
Людка вернулась в комнату. Элиза ушла, две лужицы от ее сапожек начинали подсыхать. Мама в той же позе сидела на диване.
— Ты сделала уроки? — спросила она.
— Сделала, — ответила Людка. Рассчитывать приходилось только на себя.
— Тогда ложись спать.
— Спокойной ночи, — сказала Людка в пустоту.
Далось им это спанье! Как в доме неприятности, только и слышишь: ложись спать да ложись спать. Если бы переговоры насчет замужества Тересы еще немного затянулись, Людка успела бы выспаться не хуже медведя в долгую северную зиму. Но тогда она была гораздо меньше, и, ясное дело, на время серьезных разговоров взрослым хотелось куда-нибудь сплавить ребенка. Но теперь?! Людка пошла к себе и написала в дневнике:
«Моя дочь Людмила Бальвик не приготовила уроков по уважительной причине, так как у нее вчера сильно болела голова.
С уважением…»
Дневник она понесла отцу на кухню.
— Подпиши, папа.
— Что это?
— Ничего страшного, не двойка.
— Давай ручку. У тебя болит голова?
— Да.
— Ложись спать.
— Как раз и собираюсь, — сказала Людка, захлопывая дневник.
У себя в компоте она с размаху бросилась на железную кровать. Жалобно заскрипели пружины. Людка решила применить старое доброе средство от всех бед и честно старалась заснуть. Чего только она ни делала — и душ приняла, и зарывалась головой в подушку. До сих пор бессонница была знакома ей только по рассказам взрослых, а тут пришлось на собственной шкуре испытать, каково это. Странное, непостижимое ощущение. Глаза закрывались, но в груди скапливалось и давило, отгоняя сон, что-то холодное и тяжелое. И веки подымались, как будто кто-то внутри дергал за шнурочек. Людке казалось, что там у нее сидит какое-то скользкое живое существо, и ей хотелось задушить его, смять, раздавить. Она ворочалась с боку на бок, устраивалась то так, то этак, прижимала к животу кулаки — все без толку. Проходил час за часом, и Людке в конце концов надоела эта комедия. Она попыталась восстановить в памяти содержание всех ковбойских фильмов, которые смотрела. Теоретически эта напряженная умственная работа должна была быстро ее утомить, потому что фильмов таких она видела очень много, а лучшие — даже по два раза. Но вспомнить, о чем там шла речь, оказалось просто невозможно. Ничего, кроме раздражения, это не вызывало. На фоне одинаковых пейзажей судьбы героев были тоже какие-то одинаковые. Людка перешла на другие фильмы — в надежде, что они помогут ей понять, почему Стефан разлюбил Элизу. И вдруг она почувствовала, что плывет на льдине по темной холодной реке, а на залитом солнцем берегу стоит Тот Человек и протягивает к ней руки. Льдину сносило на середину реки, но Людка сделала нечеловеческое усилие и все-таки дотянулась до Его руки.
И потом они стояли рядом и смущенно улыбались друг другу, а вдали, на другом берегу, исчезали во мраке высокие красные сапожки.
5
— Людик, — начал Стефан.
— Нет, — строго сказала Людка. — Нет. Никакой я больше не Людик. Я человек. Мне в июле будет пятнадцать. Я пойду, Стефан. Меня теперь трубочками с кремом не купишь.
— А зоопарком?
Людка невольно улыбнулась.
— Это было давно, Стефан. Сто лет назад.
— Год назад, Людик. Всего только год. Родители говорят, что ты очень переживаешь. Ну, я и хотел тебе объяснить…
— Что ты хотел мне объяснить? Разве ты можешь объяснить, почему больше не любишь Элизу?
— Нет. Этого я объяснить не сумею.
— Может быть, Элиза сделала что-нибудь такое… ужасное?
— Нет, ничего такого она не сделала.
— Но тогда почему же, Стефан, почему? Я не понимаю.
— Этого никто не понимает. Так получается.
— Я не понимаю, неужели это может пройти!
— Ты все еще влюблена в Хемпеля?
— Нет. Но это не в счет, понимаешь? Тогда это было не по-настоящему.
— А теперь?
— Стефан… — Людка решительно отодвинула мороженую землянику со взбитыми сливками. — Ты этого не сделаешь, это было бы… подло. Элиза любит тебя, она плачет. Ты ее обманывал, ты лгал ей, я знаю.
— В том-то и дело. Я больше не хочу ее обманывать, не хочу, чтоб она плакала. Пожалуйста, Людик, перестань об этом думать. Все утрясется, увидишь. Мне еще трудней, чем тебе. Я на тебя рассчитываю.
— И зря, — ответила Людка.
Она уже несколько минут присматривалась к женщине, одиноко сидевшей в углу кафе. Это узкое лицо и темная челки до бровей почему-то казались ей знакомыми.
— Стефан, ты, случайно, не знаешь, кто эта женщина? Там, у окна?
— Знаю, Людик. Это именно она. Я думал, ты захочешь с ней познакомиться.
Людка почувствовала, как все в ней сжимается, леденеет, кричит от возмущения.
И прежде чем Стефан да и сама она успела опомниться, Людка схватила вазочку со взбитыми сливками, подбежала к женщине с челкой и вывалила все содержимое ей на голову. И крикнула:
— Очень рада с вами познакомиться!
Кажется, сразу поднялась страшная суматоха. Стефан крепко схватил ее за руку и вытолкал из кафе. Позже Людка едва могла вспомнить, как все это произошло. Рукой она, что ли, эти сливки выгребала? Во всяком случае, когда ее вышвырнули за дверь и она, захлебываясь слезами, бежала по улице, обманутая, несчастная, рука у нее была вся перемазана. Людка помнила, как она шла к столику в углу кафе и как с надеждой вспыхнули рыбьи глазищи этой противной бабы. И еще Людка помнила, как кто-то крикнул: «Подумайте только, такая молоденькая, и уже…», а кто-то хотел ее задержать, но Стефан проложил ей дорогу к двери. А когда она влетела домой, на ковре посреди комнаты сидел Яцек и шепелявил:
