29 отравленных принцев - [47]

— Не знаю, он еще не вернулся. Наверное.

— О чем он, интересно, думает? У нас уже два случая применения опаснейшего яда на предприятии общественного питания! А если мы имеем дело с каким-нибудь маньяком, что тогда? Кого он завтра отравит? Я, конечно, не знаю деталей дела… Катерина, ну-ка давай, не темни, ты всегда все знаешь. Ответь, Колосов установил мотив убийства Студнева?

— Еще нет, там несколько версий, — замялась Катя, — и все очень смутные, ничего конкретного. Скажите, Валентина Тихоновна, а это могла сделать женщина?

— Что сделать? Отравить? Да легко. При условии, что она имела доступ к этому препарату. И еще, я об этом уже говорила в прошлый раз — таллиум имеет привкус, его можно дать жертве только в такой пище, где этот привкус будет чем-то заглушён. Этот-ресторан, он какой? Какая там кухня?

— Марокканская, — ответила Катя, — сложные специи. Я сегодня как раз имела возможность убедиться, какое там все необычное на вкус, экзотическое и острое.

— Ты там что-то ела?

— Да, — ответила Катя. — А что? Что вы хотите этим сказать, Валентина Тихоновна?

— Ничего. Но все же… нет, ничего, не волнуйся!

— Да я не волнуюсь, я понимаю, что надо ждать шесть часов, — невесело пошутила Катя, — я справлялась у персонала — ресторан открывается в десять, Воробьева приехала на работу как обычно, к половине десятого. Если ее отравили в начале восьмого утра, как вы говорите, это не могло произойти в ресторане. Мы будем устанавливать, где она была утром — дома или еще где-то. Колосов, я думаю, как раз этим сейчас и занят.

— Я все понимаю, — Заварзина вздохнула, — но все равно передай Никите Михайловичу, что я настоятельно требую, чтобы он принял меры к временному приостановлению работы ресторана до выяснения всех обстоятельств. Если надо будет, я сама в санэпиднадзор позвоню.

— Да, конечно, — согласилась Катя, — кто теперь туда обедать пойдет? Только не я.

Глава 14 ЗАВСЕГДАТАЙ

Во время осмотра Колосову не давала покоя одна-единственная мысль: что же именно искать, что изымать? Труп Воробьевой он осматривал лично. Гнал от себя все скоропалительные выводы, но признаки были все те же: сведенные судорогой мышцы, прикушенный в агонии язык, кровоизлияние в области глазных яблок и век. Трудно было поверить, что это обезображенное агонией тело принадлежит женщине, с которой он, Колосов, беседовал здесь же, в ресторане, какие-нибудь сутки назад. Никита вглядывался в мертвое лицо, ища в нем знакомые черты, и не находил их — лицо, казалось, принадлежало совсем другому, незнакомому человеку. Только светлые волосы были все те же, но и они выглядели теперь, как фальшивый чужой парик, да черные босоножки были знакомы — изящная кожаная плетенка на высокой шпильке. Вчера эти самые босоножки тоже были на Воробьевой. Они ей очень шли, и Колосов во время допроса официантки нет-нет да и косился на ее стройные, длинные, загорелые ноги.

А сейчас… Никита отвел глаза от трупа. Сейчас ноги в знакомых босоножках были ужасны, и тело было тоже ужасно на вид, как и любая мертвая плоть, в одночасье превратившаяся в пустую, застывшую в трупном окоченении оболочку, уже охваченную разложением и тленом.

Трупом после Никиты занялись патологоанатомы. А сам он должен был наконец решить для себя, что именно вот сейчас, в данную минуту, в первую очередь надлежит искать в этом ресторане. Какие образцы надо изъять для Заварзиной и как их выбрать правильно.

Сопровождаемый по пятам шеф-поваром Поляковым, Никита тщательно осмотрел оба обеденных зала, официантскую, подсобные помещения, кухню. В зале остались разоренными накрытые столы: клиенты схлынули, как вода после потопа. В официантской вскрыли запертый шкафчик Воробьевой, но там была только ее одежда: летние бриджи из цветной ткани, топ, бюстгальтер, еще одни уличные босоножки — без каблуков, красного цвета и сумка — тоже красная, им в тон. В сумке были кошелек с деньгами, телефон, косметичка, сигареты и ключи. Все, как и у тысячи остальных женщин, если заглянуть к ним в сумку.

На кухне ресторана Колосова просто сразило обилие продуктов, образцы которых предстояло изъять. «Если будет доказано, что Воробьеву отравили, необходимо точно установить, в чем именно ей дали яд. Пусть со Студневым у нас ни черта не вышло, — упрямо думал Никита, — но здесь, мы все же попытаемся, сможем».

Шеф-повар Поляков повиновался беспрекословно: открывал по просьбе Колосова и экспертов шкафы, холодильники, морозильники, духовки. Он рассказывал и показывал все, все, все. И только на один, самый главный вопрос: «Пробовала ли Воробьева что-нибудь из приготовленного в этот день?» — он ответить затруднялся. А может, и просто не хотел отвечать. У Никиты к шеф-повару накопилось множество вопросов, и они так и рвались с языка, но, увы, для самых интересных из них тут было не место и не время.

— Ну, что же делать, возьмем образцы всего, что тут есть, — бодро предложил молодой эксперт-криминалист, ученик и коллега Заварзиной. — Начнем, пожалуй. Никита оглядел ломившиеся от снеди столы: все эти «горячие», «холодные», «закусочные», «кондитерские» цеха. Яд мог скрываться в чем угодно. Воробьева могла выпить стакан сливок, съесть апельсиновое желе, попробовать вон тот соус на плите, и тот, и этот тоже, и мясо могла попробовать, и какую-то кашу с изюмом и орехами, выложенную трогательным куличиком на фаянсовую тарелочку с мавританским узором.