29 отравленных принцев - [45]

Зеркало осталось незамутненным. Елена Воробьева была мертва.

Глава 13 ПОВТОРНОЕ ПРИМЕНЕНИЕ

Бывают в жизни моменты, которые хочется поскорее забыть. Да вот что-то никак не получается.

Колосову Катя позвонила сразу. Но в «Аль-Магриб» он попал только через сорок минут. — пробивался на машине через пробки. «Скорая помощь» и «газик» местного отделения милиции прибыли гораздо раньше. В ресторане царила паника. Кто-то кричал, чтобы врачи скорее везли официантку в больницу, потому что это клиническая смерть от сердечного приступа и ее еще можно откачать, кто-то требовал счет, а кто-то пытался улизнуть по-тихому в общей неразберихе, Не расплатившись. В результате швейцар закрыл входную дверь, и, когда прибыли милиционеры, им пришлось долго стучать.

Как только они вошли в зал, Катя тут же подошла к старшему патрульного наряда, представилась, предъявила удостоверение. Сообщила, что хоть на первый взгляд все это и похоже на скоропостижную смерть от приступа, на самом деле все гораздо сложнее и серьезнее: областной уголовный розыск занимается раскрытием убийства, связанного с этим рестораном, и потерпевшая Воробьева проходит по этому убийству в качестве одного из свидетелей. Катя с жаром убеждала милиционеров не пороть горячку, а разобраться по существу и, самое главное, подождать с отправкой тела в морг до приезда на место начальника областного отдела убийств Колосова и оперативной группы.

Увы, милиционеры не очень-то верили ей. Один — самый молодой — снисходительно улыбнулся: да что вы, девушка, бросьте, какое убийство, это же натуральная «очевидка»! Ведь ни ран, ни повреждений на трупе нет. Второй — постарше, в звании сержанта, — придирчиво изучал Катино удостоверение, словно подозревая, что оно липовое. Третий милиционер старательно опрашивал свидетелей, записывая данные и адреса. Катя слышала его разговор с поваром Поляковым. Тот был сильно взволнован и все повторял: «Как же так, как же это произошло… Неужели от этого умирают? Она же такая молодая была, здоровая, крепкая девочка… Она же даже больничный ни разу не брала… Неужели от токсикоза из-за беременности можно вот так нелепо…» Милиционер с невозмутимым видом записывал его фамилию, имя, отчество: Иван Григорьевич Поляков, шеф-повар ресторана. И вот так, над уже «стывшим бездыханным трупом официантки, Катя косвенно и познакомилась с главным после хозяйки человеком в „Аль-Магрибе“. Победитель конкурса „Высокая кухня“ показался ей с виду ничем не примечательной личностью: лет пятидесяти, худощавый, смуглый, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, усталым и скорбным. На этом печальном лице выделялись только темные, как ночь, цыганские глаза. Но и в них сейчас читались только тревога и растерянность. Руки у Полякова были длинные, несоразмерные его невысокому росту. Когда он жестикулировал, объясняя что-то милиционеру, на его левой руке поблескивала золотая печатка с агатом, обрамленная бриллиантами.

В другое время Катя непременно понаблюдала бы за Поляковым, чтобы попытаться решить загадку — тот или не тот это человек, про которого рассказывала свидетельница Маслова, но сейчас ей было не до того.

Она оглядывалась по сторонам, ища среди посетителей ресторана Анфису. Та, ссутулившись, сидела на своем месте, за столиком. Напротив нее сидел Мохов и что-то тихо и быстро говорил ей. Круглое жизнерадостное лицо его сейчас было тоже бледно, на лбу блестела испарина — в ресторане отчего-то разом перестали работать все кондиционеры. Было нестерпимо душно, и пахло гарью, как и на улице.

— В конце концов, я старше вас по званию, сержант, — Катя отняла у недоверчивого муниципала свое удостоверение, которое он все еще продолжал вертеть в руках, — и я прошу вас… Я прошу, чтобы вы отнеслись моим словам со всей серьезностью. Речь идет о подозрении на умышленное убийство. Врачам здесь делать уже нечего, отошлите «Скорую» назад, тут сейчас будет работать наш судмедэксперт. Очистите зал от посторонних и пошлите прямо сейчас одного из своих людей на кухню проследить, чтобы там ничего не трогали и не выбрасывали никакого мусора.

— А вы, может быть, пока сами начнете осматривать труп, товарищ капитан? — ехидно спросил сержант.

— Я посмотрю. Сейчас, — ответила Катя, — я и сама хотела… А вы, пожалуйста, сделайте так, как я прошу. Это чрезвычайно важно — сохранить все, как есть, до приезда экспертов.

Она подошла к телу официантки. Нагнулась. Пощупала пульс. Нет его. Наклонилась ниже, потом осторожно опустилась на колени — так удобнее осматривать. Только вот эти осколки стекла мешают, скользкая кофейная жижа, раздавленные ягоды клубники. А это что? На сок не похоже. Кровь? Воробьева в агонии схватилась за разбитый бокал — осколки глубоко поранили ей ладони.

Катя почувствовала приступ дурноты; на плитке пола между раскинутых голых ног мертвой — бело-розовая лужица.

Катя отвернулась, глубоко вздохнула: так, спокойно, ничего страшного. Это всего-навсего растаявшее мороженое. Тот самый клубничный шербет, что заказала Анфиса.

Она дотронулась до тела Воробьевой. Мышцы сильно напряжены, до сих пор не расслаблены. Никита говорил, что и у Студнева было то же самое. Но ведь, как выяснилось, таллиум сульфат начинает действовать только через несколько часов — в случае со Студиевым через шесть, или если Воробьеву тоже отравили, то… Катя посмотрела на часы: четверть второго. Отнимаем шесть и получаем… семь часов пятнадцать минут.