2312 - [12]

В целом вам придется много раз варьировать температуру, ландшафт и виды животных, чтобы получить нужное стабильное климаксовое сообщество. Можно создать самый замысловатый ландшафт: иногда результаты изумляют. И когда вы стоите среди этого ландшафта, созданного вами, он поднимается по обе стороны от вас и смыкается над головой, объемлет вас, словно голдсуорти, артобъект, сотворенный внутри скалы, как в жеоде или в яйце Фаберже.

Очевидно, можно сделать и полностью жидкое нутро. В некоторых таких аквариях или океанариях есть архипелаги, другие исключительно водные, иногда даже их стены — замороженные, прозрачные, так что, когда приближаешься к ним, они похожи на бриллианты или капли воды, плывущие в космосе. В некоторых аквариях внутри вообще нет воздуха.

Что касается авиариев, то все террарии и большинство аквариев — одновременно и авиарии, заселенные до максимума птицами. На Земле пятьдесят миллиардов птиц, на Марсе двадцать миллиардов, в наших террариях птиц больше, чем на обеих планетах, вместе взятых.

Каждый террарий — островной парк для помещенных в него животных. Эти «Вознесения» становятся средой для гибридизации и появления новых видов. Более традиционные биомы сохраняют животных, которым на Земле грозит вымирание — или дикие разновидности которых исчезли. Некоторые террарии даже напоминают зоопарки, многие — это сплошные массивы дикой природы, но в большинстве парковые зоны чередуются с местами обитания людей, что обеспечивает высокий уровень комфорта биом в целом. Такие разновидности очень важны для человечества и для Земли. Есть также целиком сельскохозяйственные террарии, производимая в них продукция составляет основную пищу землян.

Эти факты заслуживают упоминания и не могут не радовать. Мы готовим свои маленькие миры-пузыри для собственного удовольствия, как готовят еду, или строят что-нибудь, или выращивают сад — но еще это новое явление в истории и сердцевина Ускорения. Не могу рекомендовать это всем. Начальные вложения весьма существенны — но в космосе еще очень много ничейных астероидов.

Варам и Свон

Хотя меркурианские стартовые вихри — это несомненно инженерное решение инженерных проблем, они очень интересны и эстетически. Труба маглева[12] расходится конусом, расширяющимся по мере подъема. Вершина этого конуса установлена на платформе, которая движется по кругу площадью примерно с сечение конуса в самой широкой его части. Движение этой платформы эффективно увеличивает ускорение паромов, которые магнитное поле разгоняет по трубе. Их паром стоял на боковой поверхности, но с подъемом пол все определеннее становится низом; затем их с огромной скоростью выбрасывает в космос, и скорость эта так велика, что в атмосфере они мгновенно сгорели бы, едва выскочив из трубы. Если смотреть из космопорта, это напоминает древний аттракцион в луна-парке. Но внутри парома возникает очень серьезная сила тяжести, почти максимальная дозволенная для коммерческих рейсов, — 3,5 g.

Свон Эр Хон, виновато улыбаясь — чуть не опоздала, — села рядом с Варамом и застегнула привязные ремни. Наклонившись к нему, она смотрела в маленькое окно на стремительно уменьшавшуюся, изрытую кратерами родную планету. Равнина быстро превращалась в шар, тонкий его полумесяц был залит солнечным светом, выпуклая ночная сторона оставалась в черной тени. Меркурий — интересное место, но Варам не жалел, что покидает его: несмотря на отчаянные усилия местных жителей украсить его с помощью искусства, все покрывал пепельный шлак. К тому же в изумительном движущемся городе Варам при виде неожиданных вспышек на западе всегда вспоминал, что солнце безжалостно преследует его, готовое подняться над горизонтом и все сжечь.

Им предстояло перехватить террарий «Альфред Вегенер», двигавшийся так быстро, что парому, чтобы догнать его, придется сделать еще один долгий рывок при ускорении 3g. На это время Варам превратил свое сиденье в лежак — и терпел, как все остальные. Напротив стонала и крутилась на своем ложе Свон. Варам запретил себе вспоминать о работах, изучавших воздействие ускорения на человеческий мозг, это нежное мягкое вещество, без особых прокладок заключенное между твердыми стенками. Но тут их подхватил «Вегенер», добавив, словно завершающий штрих, заключительное ускорение.

Затем Вараму и остальным пассажирам пришлось освоиться с неожиданной невесомостью и перейти с парома на причал террария, а затем через шлюз и по широкой лестнице с мягким покрытием спуститься на дно цилиндра.

Внутреннее пространство «Вегенера», достаточно обширное, около двадцати километров длиной и пять в диаметре, вращалось, создавая силу тяжести в одно g. Основную часть внутреннего пространства занимал парк, а несколько небольших поселков размещались преимущественно на корме и в носу. Смесь саванны и пампасов весьма привлекательна, думал Варам, шагая к ближайшей деревне и разглядывая местность. Заросшие травой прерии и участки леса изгибались над головой, как в гигантской Сикстинской капелле, где на сводах Микеланджело изобразил свое представление о рае — саванну, первый для людей ландшафт, память о котором таится глубоко в сознании. Хотя Варам был внутри террария, ему всегда казалось, что он внутри карты, свернутой в трубку. Если смотреть вдоль продольной оси, земля всегда кажется подковообразной долиной: дальние деревья как будто бы выше ближних; поверхность отданной под парк местности постоянно изгибается до самых вертикальных стен, как в больших подковообразных ледниковых долинах, только здесь стены продолжают подъем, отклоняясь от вертикали очень непривычно для глаза. А над головой ландшафт просто переворачивается и вполне определенно висит вверх дном. Например, сейчас в разрывах облаков Варам видел стаю птиц, летящих над озером, раскинувшимся прямо над ним.