21 урок для XXI века - [16]

От эксплуатируемых к ненужным

Возможные решения можно разделить на три категории: меры по предотвращению потери рабочих мест; меры по созданию достаточного числа новых рабочих мест; меры на случай, если темпы сокращения рабочих мест все же значительно превысят скорость появления новых.

Стратегия полного сохранения рабочих мест непривлекательна и, по всей видимости, нереалистична, поскольку предполагает отказ от огромных возможностей и преимуществ искусственного интеллекта и роботов. Тем не менее правительства могут намеренно сдерживать темпы автоматизации, чтобы смягчить ее последствия и дать людям время адаптироваться. Развитие технологий не предопределено заранее, и возможность тех или иных событий вовсе не означает их неизбежности. Власти могут успешно препятствовать новым технологиям, даже если те коммерчески конкурентны и экономически выгодны. Например, уже несколько десятилетий у нас есть технология для создания рынка человеческих органов, с предложением от «ферм тел» в слаборазвитых странах и практически неиссякаемым спросом со стороны богатых покупателей. Такие «фермы тел» могли бы стоить сотни миллиардов долларов. Однако свободная торговля человеческими органами законодательно запрещена, а черный рынок, хоть и существует, не так масштабен и развит, как можно было бы предположить[31].

Сдерживание темпов перемен поможет нам выиграть время для создания рабочих мест взамен устаревающих. Но, как я уже говорил, экономическое предпринимательство должно сопровождаться революцией в образовании и психологии. По всей видимости, новые профессии – если они не превратятся в простые бюджетные кормушки – потребуют высокой квалификации; по мере совершенствования искусственного интеллекта людям придется постоянно осваивать новые навыки и менять профессии. Здесь необходимо участие государства, которое должно субсидировать сектор непрерывного образования и обеспечивать социальную защиту во время неизбежных переходных периодов. Если сорокалетнего оператора беспилотника нужно три года переучивать на разработчика виртуальных миров, ему потребуется поддержка государства, чтобы все это время он и его семья не голодали. (Такую схему недавно начали внедрять в Скандинавских странах, где власти следуют принципу «защищать работников, а не профессии».)

Однако нет никаких гарантий, что даже при существенной поддержке государства миллиарды людей смогут без ущерба для психики раз за разом начинать жизнь с нуля. Стало быть, если, несмотря на все наши усилия, значительная часть человечества будет вытеснена с рынка труда, нам придется исследовать новые модели посттрудового общества, посттрудовой экономики и посттрудовой политики. Первый шаг на этом пути – честно признать, что социальные, экономические и политические модели, унаследованные нами из прошлого, неспособны противостоять этому вызову.

Возьмем, к примеру, коммунизм. Мы видим, что автоматизация угрожает потрясением самих основ капиталистической системы, и логично было бы предположить, что коммунистическая идея будет реабилитирована. Однако коммунизм не поможет справиться с кризисом такого рода. Коммунизм XX века исходил из посылки, что основа экономики – это рабочий класс, и философы, разделявшие эту доктрину, пытались объяснить пролетариату, как конвертировать его громадную экономическую силу в политическое влияние. Коммунистический проект предполагал свершение пролетарской революции. Но что останется от этого учения в условиях, когда массы потеряют свою экономическую значимость и сражаться придется не против эксплуатации, а против ненужности? Как организовать пролетарскую революцию в отсутствие рабочего класса?

Мне возразят, что люди никогда не утратят экономическую значимость: ведь даже если они не смогут конкурировать с искусственным интеллектом за рабочие места, то всегда будут нужны экономике как потребители. Но вовсе не очевидно, что мы понадобимся экономике будущего даже в качестве потребителей.

Почему бы машинам и компьютерам не взять на себя и эту роль? Теоретически можно представить себе экономику, в которой горнопромышленная корпорация добывает железную руду и продает железо корпорации, которая производит роботов, а та, в свою очередь, продает роботов горнопромышленной корпорации, которая добывает еще больше руды, используемой для производства еще большего числа роботов, и так далее. Эти корпорации будут расти и расширяться до дальних рубежей Галактики, и им потребуются только роботы и компьютеры, а люди не будут нужны даже для того, чтобы покупать их товары.

Уже сегодня компьютеры и алгоритмы выступают в роли не только производителей, но и клиентов. Например, на бирже самыми влиятельными покупателями акций, облигаций и товаров оказываются алгоритмы. В рекламном бизнесе главным потребителем становится поисковый алгоритм Google. Разрабатывая веб-страницы, люди зачастую ориентируются именно на его предпочтения, а не на вкусы того или иного человеческого существа.

Очевидно, что алгоритмы не обладают сознанием, а потому, в отличие от потребителей из числа людей, не способны насладиться покупкой, и на их решения не влияют чувства и эмоции. Поисковый алгоритм Google не может ощутить вкус мороженого. Тем не менее алгоритмы делают выбор на основе вычислений и встроенных предпочтений, и эти предпочтения все заметнее влияют на нашу жизнь. В том, что касается ранжирования веб-страниц поставщиков мороженого, у поискового алгоритма Google весьма утонченный вкус, и самым успешным продавцом мороженого в мире будет та компания, которую Google поставит на первое место, а вовсе не та, что производит самое вкусное мороженое.