2034. Войны на костях - [44]

Тут этот Грин, лысоватый коротышка при галстуке, поднялся и как затараторит про политику и прочую муть, что у меня зубы свело, так тошно стало, даром что половину не понимаю – слишком быстро трендит. Нет, поначалу-то я следил, когда он про то, что человечество разделилось на две расы, задвинул. Дескать, была одна раса, а стало две – люди, мы то есть, и нелюди – они. И расы борются за существование, и если мы позволим нелюдям выйти из Зон, то они победят. Мы вымрем, а их раса распространится по Земле. Тут Грин отдышался, нос в платочек опростал и давай уже про политику. Сколько в нас этой мутоты уже вбивали, аж противно. А теперь – особенно, когда через несколько дней подыхать.

Но делать нечего, так, по сотому разу, и выслушали, что Зоны – язвы на теле Земли, что человечество тратит огромные ресурсы на карантины, что опасность новой эпидемии существует до тех пор, пока жив хотя бы один пассивный носитель вируса, и прочую в зубах навязшую лабуду. Полчаса этот Грин трепался, смотрю – у Черномазого Джерри уже скулы сводит, а он, Черномазый, такой же америкос, как и Грин, только черный. Подмигнул я ему: мол, задолбал твой земляк, и Джерри в ответ исподтишка средний палец показал, это они так к нехорошей маме посылают. Славный он парень, Джерри, веселый, даром что черномазый.

Ну, наконец, мистер Грин отстрелялся, и только мы вздохнули, как второй штатский вступил. Этот вообще попом оказался, то ли католическим, то ли протестантским, хрен разберешь. И такое развел, что по сравнению с ним мистер Грин – настоящий молчальник.

Так меня этот отец Кларк достал, что я отключился и слушать вообще перестал. «Вы, – говорит, – герои все, божье воинство». Тоже мне воинство, блин, деньжищи нам огромные платят, вот и все воинство. А салаг и медиков со всего мира на полгода пригоняют службу отрабатывать, да еще почти забесплатно. Полгода оттрубил – и домой, к мамке под юбку, в Финляндию свою или Голландию. Толку от них, от салаг, не было и не будет, так, пушечное мясо – и все.

В общем, всякой напасти бывает конец. Отстрелялся и преподобный, стакан воды под конец выхлебал и лоб утер. Вспотел, бедняга, понятное дело – трепаться не подыхать, гораздо тяжелее занятие. Короче, штатские свои манатки собрали, с Полканом поручкались и винта нарезали, а мы расслабились и приготовились дело слушать, а не лабуду словесную.

– Операция назначена на четверг, – Полкан галстук ослабил и рукой махнул – вольно, мол, служивые. – Одновременно пойдут все сектора. Наша задача – проникнуть в подземелье через наружные входы и двигаться на юг, уничтожая все живое на своем пути. Под комбинезонами химической защиты каждому иметь бронежилет. При разгерметизации или повреждении воздушных фильтров пострадавший немедленно возвращается назад и проходит контроль на наличие вируса. Остальные движутся вперед по ходам, идущим параллельно реке, что бы ни случилось. И так до соединения с Южной группировкой. Вопросы?

Все у меня один вопрос в башке вертелся, а задавать боязно, непростой вопросик-то. «А, – думаю, – была не была», – но только рот открыть собрался, как Петька руку протянул и мой вопрос вперед меня задал.

– Скажите, – говорит, – господин полковник, какова в процентном отношении потеря личного состава в Брюссельской операции?

Все в комнате притихли, даже Павиан как-то съежился и меньше размерами стал. Помолчал полковник, карандашиком поиграл над бумажками, а потом и говорит:

– Не по уставу вопрос, сержант, но я отвечу. А прежде чем ответить, скажу: каждому добровольцу в случае успешной операции особым приказом будет начислен гонорар, равный его годовому окладу. Гонорар будет начислен независимо от того, останется ли премируемый жив. В случае смерти деньги будут переведены на его личный счет, и их получат наследники. Все.

Оглядел нас полковник, в другой раз от такой новости мы бы уже во все глотки «ура» кричали, а сейчас молчим, никто не улыбнулся даже. Вздохнул он тогда и продолжил:

– Плохие цифры, ребята. Поганые цифры, и скрывать я от вас их не буду. В результате Брюссельской операции потери личного состава превысили семьдесят процентов.

Вышли мы из штаба, значит, отошли с Петром в сторонку, закурили и молчим. Не о чем говорить, и так все понятно. В общем, притушили бычки, улыбнулся Петька криво, хлопнул меня по плечу, повернулся да и пошел.

А я вслед ему посмотрел и тоже пошел, только в другую сторону: обратно в штаб, прямо к полковому нотариусу.

На следующее утро сразу после построения отпросился я у Павиана по личному делу и, как обычно, лесом – в расположение госпиталя. А там суета, грузовики взад-вперед снуют, салаги разгружают, коробки разные в госпиталь тащат. Видно, не до меня Санчите теперь, но я уж если что решил, то обязательно сделаю. Дождался я, когда в разгрузке перерыв образовался, салажонка за белый халат поймал и велел ему, кровь из носа, идти и привести сюда сей момент медицинскую сестру Санчиту Альварес. Побежал он – куда деться, и пяти минут не прошло – смотрю, выбегает из дверей моя испаночка, запыхалась вся, и ко мне.

– Здравствуй, – говорит, – сеньор Иван, давай свои два вопроса. Перерыв у нас полчаса, так что по обоим пунктам вполне отказать успею.