20 лет дипломатической борьбы - [61]

Барту перебивает Леже:

– Что касается нас, то нам надо работать, ибо фактором первостепенного значения является вступление России в Лигу Наций, поскольку это есть условие sine qua non[38] осуществления Восточного Локарно. Но, прежде всего, что же думают о нем англичане?

* * *

7 июля в Лондоне, на перроне вокзала Виктория посол Франции Корбэн ожидает прибытия Барту.

У посла озабоченное лицо.

Едва Барту успевает ступить на перрон вокзала, как Корбэн говорит ему:

– Ваше превосходительство, англичане будут считать вас лицом, внушающим некоторое подозрение. Предложение заключить пакт с Россией будет очень плохо принято, но ваш талант, ваш престиж…

Действительно, происходящее на другой день заседание на Даунинг-стрит очень походит на суд инквизиции. Джон Саймон и Макдональд засыпают Барту градом вопросов.

Однако по мере того, как он развивает свою мысль, позиция англичан меняется.

– Но ведь это замечательно! Это невероятно! – восклицает Ванситтарт. – Этот договор явится триумфом политики коллективной безопасности! Это представляет собой даже дипломатическую победу над русскими!

Когда Барту устает, его заменяет Леже. Он в который раз объясняет, что Франция предлагает России свои гарантии против Германии и что равным образом она предлагает такие же гарантии Германии против России. Третьему рейху, следовательно, не остается ничего другого, как присоединиться к пакту.

* * *

После обсуждения Макдональд и Джон Саймон приходят в восхищение. Вместе с французами они составляют текст инструкций, которые должны быть направлены английским послам в Берлине и Варшаве. В тексте указывается:

«Англия с максимальным одобрением относится к новому пакту, известному под названием «Восточное Локарно», и ее дипломаты должны приложить все усилия к тому, чтобы он был хорошо понят в странах, в которых они аккредитованы».

Барту уезжает веселый и радостный.

* * *

Вечером 25 июля я нахожусь в кабинете Барту, когда генеральный секретарь министерства иностранных дел Леже и начальник кабинета министра Роша приносят телеграммы из Вены. Австрийский канцлер только что убит нацистами.

Потрясенный Барту говорит:

– За драматические события, переживаемые Австрией, несут ответственность все страны. Маленький канцлер был символом сопротивления аншлюсу и Германии. В достаточной ли мере мы его поддерживали? Я этого не думаю.

Поток телеграмм увеличивается. Один за другим в кабинет Барту приходят его сотрудники. Барту настолько взволнован, что не может читать вслух. Вместо него это делает Роша.

«В противоположность ранее сообщавшейся версии убийцы Дольфуса, очутившись перед ним, не сразу лишили его жизни, – читает Роша. – Когда четыре человека, ворвавшиеся в кабинет Дольфуса, заперли дверь на ключ, они предложили ему подписать декларацию, в которой он обязывался подать в отставку в целях достижения умиротворения и восстановления согласия и передать свои полномочия фон Ринтелену, доверенному лицу Гитлера. Они хотели также заставить Дольфуса (с тем, чтобы поставить страну в известность об этом новом положении вещей) выступить с прокламацией по радио и выйти на балкон, чтобы отдать войсковым частям, сосредоточенным перед зданием, приказ разойтись. Четверо убийц предупредили канцлера, что они дают ему пять минут на размышление. Когда триста секунд истекли и Дольфус по-прежнему ответил категорическим «нет», три пули сразили его! Убийцы ушли из кабинета, оставив умирающего Дольфуса на диване».

В то время как читали сообщение об этом трагическом событии, в комнату вошел Поль-Бонкур. Как и все, он сражен происшедшим. Нарушая молчание, он замечает, что «Дольфус в некоторой степени стал также жертвой своей собственной игры. Лавируя между организующими интриги различными группами легитимистов, он таким образом порвал свои связи с австрийским народом. Да, когда ликвидируют социалистическую партию в какой-либо стране, последняя легко может стать добычей фашизма!» – делает вывод Бонкур.

Через некоторое время Барту прерывает тягостное молчание:

– Во всяком случае, – говорит он, – если еще осталось что-либо от того, что называют европейской цивилизацией, то убийство как средство международной политики не может быть терпимо.

(Бедный Барту! Он, конечно, не думал, что именно он станет очередной жертвой!)

На Кэ д’Орсэ этот скорбный вечер тянется бесконечно долго. В полночь Барту получает весьма срочную телеграмму: «Муссолини сосредоточивает ряд дивизий на перевале Бреннер».

Посольство Франции в Вене, которое Барту вызывает по телефону, сообщает дополнительные сведения: «Немецкие службы контрразведки только что перехватили итальянское дипломатическое сообщение следующего содержания: “Если деятельность нацистов станет развиваться таким образом, что будет угрожать Австрии, итальянская армия вынуждена будет вступить в ее границы и двинуться на Мюнхен!”»

– Господа, – воспрянув духом, говорит Барту, – на сей раз Австрия спасена, ибо Германия не готова вести войну, будь то даже война с Италией! Но нам не следует закрывать глаза на то, что убийство канцлера – это преднамеренное политическое преступление – совершено с целью нанести Австрии удар, лишающий ее способности сопротивляться гитлеровскому натиску. Мы не должны забывать об этом, господа!