20 лет дипломатической борьбы - [113]

Вестибюль и салоны бельэтажа освещены, как во время торжественных приемов. Во всех кабинетах все на своих местах. Из всех столиц непрерывно поступают телеграммы. Начало войны кажется неизбежным завтра в 14 часов, как об этом объявляется в последнем ультиматуме, направленном вчера вечером фюрером правительству Праги.

* * *

Однако Рузвельт только что предложил созвать конференцию, имеющую целью предотвратить войну.

Дверь кабинета министра тотчас же наглухо закрывается. Приняв решение использовать инициативу Рузвельта и добиться ее поддержки Римом и Лондоном, министр принимается в связи с этими задачами за работу со своими сотрудниками.

Поскольку оказывается, что в палате депутатов нет радио, многие из депутатов пришли в салоны и различные кабинеты бельэтажа Кэ д’Орсэ, где по радио транслируются последние новости.

– Здесь такое настроение, как на тонущем корабле, а не как в рабочем учреждении, – ворчит Луи Марэн.

В первом салоне депутат Жакино разговаривает с журналистом Дебю-Бриделем по поводу заседания Совета министров, которое закончилось, как говорит он, в обстановке всеобщего смятения.

Сидя между Жоржем Боннэ и Альбером Сарро, напротив президента Лебрена, рассказывает он, председательствовавший Даладье заявил:

– Господа, я решил объявить всеобщую мобилизацию.

Тотчас же вмешивается Жорж Боннэ:

– Но наш начальник штаба военно-воздушных сил генерал Вийемен разъяснил по возвращении из Германии, что в течение не более чем двух недель наши воздушные силы могут быть уничтожены!

– То, что вы говорите, чрезвычайно важно, – возражает Поль Рейно. – Но если бы Гитлер знал ваши высказывания, то зачем ему было бы отказываться от нападения на Чехословакию?

Даладье в растерянности. Он наскоро пишет записку сидящему напротив него Лебрену: «Господин президент республики, я имею честь вручить вам прошение об отставке моего кабинета».

Но Жорж Боннэ перехватывает бумагу и тотчас же начинает шепотом разговаривать с президентом Альбером Лебреном.

– Ваша отставка преждевременна, – тихо говорит Сарро Даладье, – следует подождать.

Правительство остается расколотым, и страсти продолжают разгораться.

Что касается некоторых журналистов, которые выполняют свой долг, публикуя, как обычно, известия о поступающих новостях, включая, естественно, и сведения о подготовительных мерах к германской мобилизации, то правая печать третирует их как «сборище кровавых подлецов», а совершенное ими преступление, заключающееся в том, что они распространили в многочисленных французских газетах сообщение о германской мобилизации, заслуживает, по их мнению, самого строгого наказания.

Юморист из газеты «Эвр» Ла Фушардьер, сторонник мира любой ценой, поступает еще хуже!

Напоминая в своей статье, что особым знаком сторонников Генлейна является ношение белых чулок, он пишет: «И вот встает вопрос о войне, и это потому, что Гитлер хочет предоставить судетским немцам право носить белые чулки, а наш священный долг, по-видимому, заключается в том, чтобы поддержать наших чешских друзей, желающих заставить судетских немцев носить цветные чулки!»

* * *

11 часов 30 минут вечера. В четвертый раз в течение второй половины дня английский посол Эрик Фиппс входит в кабинет Жоржа Боннэ.

– Мое правительство, – говорит он, – которому известно, что Германия начнет военные действия завтра, двадцать восьмого, в четырнадцать часов, только что направило Гитлеру свое окончательное предложение: «После соглашения с Прагой могло бы произойти немедленное вступление германских войск на значительную часть судетской территории». Но будет ли это предложение сочтено фюрером достаточным для того, чтобы он отложил начало военных действий?

В час ночи Боннэ телеграфирует нашему послу в Берлине Франсуа-Понсэ: «Во избежание непоправимого срочно вручите Гитлеру предложение, вновь повторяющее порядок осуществления последнего английского предложения, но предусматривающее немедленную оккупацию немецкими войсками уже более значительной территории, чем предусматривалось ранее. Французское правительство постарается убедить чехословацкое правительство присоединиться к этому предложению до 1 октября. Но все это будет невозможным, если военные операции начнутся завтра».

* * *

Проходит ночь.

Берлин. 28 сентября в 11 часов 15 минут утра Гитлер принимает Франсуа-Понсэ в имперской канцелярии.

Полный тревоги, посол, который просил принять его в 5 часов утра, поспешно заявляет фюреру:

– Прага согласилась бы на немедленную уступку территории некоторых судетских районов, а также на немедленное вступление немецких войск. Но если ваши войска вторгнутся завтра в Чехословакию, то в Германии не может вызвать удивления тот факт, что Франция окажет помощь своему чешскому союзнику. Это будет всеобщая война. Только от вас одного зависит сохранение мира в Европе.

Происходит резкая дискуссия в присутствии Риббентропа.

В 11 часов 40 минут Гитлер поспешно покидает зал, чтобы принять итальянского посла в Берлине Аттолико, который пришел вручить срочное послание Муссолини. Дуче просит фюрера отложить на сутки начало военных действий.

В 12 часов 30 минут Франсуа-Понсэ сообщает по телефону Жоржу Боннэ: