2 миллиона километров до любви - [20]

Здесь сошлись две воли, и моя оказалась слабее, чем ее. Услышанного было достаточно, чтобы полюбить мать Терезу. Но как смириться с тем, что она христианка? «Может, на самом деле она близка к индуизму, но сама того не осознает?» — размышлял я. В моем представлении не существовало последователей Христа, способных проявлять искреннюю любовь к ближним.

Три последующие недели я каждое утро приходил на молитвенные встречи и в разговорах с матерью Терезой упорно пытался обратить ее в индуизм. Мне он по-прежнему казался источником надежды на спасение, хотя вера в него последнее время несколько пошатнулась. А моя собеседница старалась смягчить мои умствования и внести в наше общение тепло, которого мне так не хватало. Она не тратила понапрасну время, перечисляя аргументы за и против индуизма, а просто рассказывала мне об Иисусе и Марии, а также об их отношениях с человеком. После нескольких недель она поняла, что я продолжаю стоять на своем.

Моя жажда все еще не была утолена, и я чувствовал, что нужно вернуться «в мир», чтобы продолжить искания.

— Подойди-ка сюда и дай руку, — сказала мать Тереза как-то утром. Она раскрыла мою ладонь и продолжала: — Смотри… Линии на ладони каждого человека образуют букву М. Глядя на них, вспоминай о Марии — главной нашей заступнице. Она будто бы нанесла этот знак на наше тело, чтобы мы не забывали о том, кто неустанно молится о человечестве. Если тебе будет трудно, если все вокруг будут против тебя, открой ладонь и попроси о помощи Пречистую Деву. Она всегда рядом и сможет тебе помочь. А потом добавила:

— Если хочешь, можешь молиться той же молитвой, что и я: «Мария, Матерь Божья, будь матерью мне и приведи меня к Твоему Сыну».

В тот момент я был слишком растерян и не чувствовал, что готов самостоятельно повторить эти слова. Но я не забыл их.

А еще через несколько недель мы распрощались с моей наставницей. Господь, безусловно, открыл ей, насколько я нуждался в тот момент в заступничестве Его Матери. Но время моего обращения еще не наступило. Впереди были еще несколько лет метаний, и только после них я смог по-настоящему понять, о чем говорила мне мать Тереза. Слишком глубоки были раны, нанесенные мне слепцами и безумцами, лицемерно называвшими себя христианами.

Глава 5. Путешествие по Азии

Я покинул Калькутту ради поиска нового знания и новых впечатлений. Два дня я путешествовал верхом на слоне через деревни и рощи штата Ассам на востоке Индии. Шел по свежему следу тигра, который перебрался через бурлящую реку и там пропал где-то в зарослях. Во время ливня зонтом мне служил огромный лист растущих вокруг гигантских растений. Верхом на слоне я переправлялся через реки, и иногда он погружался в воду настолько, что на поверхности торчали лишь голова и хобот — и я тоже оказывался почти по шею в реке. Мне представлялось, как я тону: огромный водоворот затягивает меня на дно. И все же мощному животному удавалось успешно противостоять водным потокам. Временами я так утомлялся, что засыпал прямо на спине у своего толстокожего спутника. Однако физические испытания — проверка своего организма на прочность и выносливость — не особенно интересовали меня, хотя и тешили мою гордыню и питали самоуверенность. У меня была цель — добраться до Кашмира, а оттуда отправиться на север, в Тибетское нагорье, в Ладак. Я задумал оставить индуизм и обратиться к тайнам буддизма.

Но перед этим я некоторое время странствовал по Индии, осматривая достопримечательности. В дороге у меня случилась неприятность, в определенном смысле символическая. Это произошло, когда я приехал из Пуны в Мумбай. Вообще-то я знал правило: спроси десять индийцев дорогу — получишь одиннадцать разных ответов. Но почему-то, прибыв на вокзал в Мумбае, я все равно обратился за помощью к местным жителям.

Мне нужно было совершить пересадку. Я спросил у первого попавшегося индийца, от какой платформы отходит нужный мне поезд, — и тут же получил неправильную информацию. Была ночь. В результате, когда громкоговоритель объявил, что последний состав в нужном мне направлении отбывает через минуту, я понял, что нахожусь не на той платформе. Бежать в подземный переход и блуждать по его лабиринтам в поисках нужного выхода не было времени. На поверхности пути разделялись трехметровым металлическим забором, уходившим на полметра вглубь, ниже уровня платформы. Внизу, у путей, все было измазано красной жвачкой-бетелем, которую жуют индийцы и повсюду плюют под ноги. Кроме того, под платформой многие устраивались, чтобы справить нужду. Туда сбрасывали самый разнообразный мусор, заварку от чая, осколки разбитой посуды. Уборщики сметали туда всю грязь, а потом заполняли ямы под платформами водой, чтобы приглушить зловоние.

Я беспокоился, что не успею на последний поезд, а потому перекинул свой рюкзак через забор на нужную мне соседнюю платформу. Но он не долетел до нее и повис на металлических прутьях. Я решил, что попробую и сам залезть на забор, а потом спрыгнуть с другой стороны. Глупец! Схватившись за ограждение, я всем телом повис на нем, намереваясь воспользоваться им как опорой и «подкинуть» себя вверх. Но решетка зашаталась, и я чуть не потерял равновесие. Лезть через нее было невозможно. Мне все же удалось с трудом дотянуться до повисшего наверху рюкзака, но стоило мне отцепить его от забора, как он с громким плеском плюхнулся вниз в коричневую жижу под платформой. Тут решетка снова дрогнула, и я полетел вслед за своими пожитками в вонючую лужу. Она была мне чуть ли не по самую шею, и стоило больших усилий выбраться из нее — конечно, я сам вымок до нитки, равно как и все вещи в моей сумке. Мне было досадно, я злился на весь свет и недоумевал — неужели такова моя награда, сверкающая слава, причитающаяся за то, что я столько времени провел с выдающимися гуру?