1991. Заговор? Переворот? Революция? - [113]

— Горбачев обиделся, что не ему позвонили первому.

— Напрасно он обиделся. С ним попытались связаться первым, но не получилось. Это абсолютно точно.

В этот момент президент Казахстана Нурсултан Назар-баев летел в Москву. Связались с ним, когда он уже находился в правительственном аэропорту Внуково. Ельцин по телефону прочитал ему подписанные в Пуще документы, пригласил присоединиться к ним и поставить свою подпись.

— Я поддерживаю идею создания СНГ, — ответил Нурсултан Назарбаев. — Ждите меня, скоро к вам вылечу.

Ему обеспечили воздушный коридор. Но президент Казахстана не прилетел. Не спешил присоединиться к тройственному соглашению. Хотел посмотреть: что выйдет из этого экспромта? Какой будет реакция? Отпугивало и то, что это соглашение только славянских республик.

В аэропорту Назарбаев заявил, что сожалеет о распаде единого государства, и призвал заключить хотя бы оборонительный союз и сохранить общие вооруженные силы.

Я спросил тогдашнего помощника Бакатина Вячеслава Алексеевича Никонова:

— Руководитель союзного ведомства госбезопасности знал, что готовится встреча в Беловежской пуще?

— Он знал о подготовке соглашения. У Ельцина и его команды были большие опасения, что КГБ постарается в последний момент каким-то образом сорвать встречу. К Ба-катину приходили эмиссары, чтобы удостовериться, что он не попытается арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича в Беловежской пуще.

— А такая мысль возникала на Лубянке?

— В тот период было очевидно, что реальная власть уже принадлежит не союзным структурам, а республикам. Попытка арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича могла бы закончиться самым чудовищным образом.

Тем не менее российский президент и его окружение тревожились: не попытается ли Горбачев в последний момент сохранить власть силой?

А кто мог это сделать?

Министр внутренних дел СССР Виктор Павлович Баранников был человеком Ельцина. Министр обороны СССР маршал Евгений Иванович Шапошников поспешил присягнуть ему на верность.

Горбачев пригласил Шапошникова для разговора по душам, угостил коньяком, расспросил о семье, а потом завел речь о главном: сохранить единый Советский Союз — нет задачи важнее.

Михаил Сергеевич сказал, что мысленно перебрал тысячу вариантов выхода из кризиса, приемлем только один:

— Вы, военные, министерство обороны, командующие округами, берете власть в свои руки, стабилизируете обстановку, страна успокаивается, потом создаете удобное для вас правительство и уходите в сторону.

— И отправляемся прямиком в «Матросскую тишину», — продолжил Шапошников.

— Почему? — спросил Горбачев.

— Потому что в августе уже делали такую попытку, и что из нее вышло? А сейчас демократические настроения на подъеме, у Ельцина рейтинг — выше не бывает. Люди выйдут на улицы — что с ними делать? Стрелять в них? Я не стану.

— Ты что, Женя? — удивился Горбачев. — Я тебе ничего такого не предлагаю. Я просто рассуждаю вслух.

На сем разговор окончился.

После этой беседы один из общих знакомых передал маршалу мнение Михаила Сергеевича: «Шапошников — неплохой парень, но для министра обороны слишком интеллигентен».

Такие же предложения Шапошникову делали и некоторые другие крупные политики. Маршал решительно отказывался.

— Неужели у вас никогда не возникало желания взять управление страной в свои руки, стать хозяином страны? — спрашивал я потом Шапошникова.

— Никогда! — отрезал маршал. — А зачем? Чтобы пролить кровь?

А как себя поведут недавние сотрудники Горбачева Вадим Бакатин и Евгений Примаков, возглавивший разведку? Вот это беспокоило российскую власть.

9 декабря 1991 года начальника разведки Примакова без объяснения причин попросили приехать из Ясенево на Лубянку. В кабинете Бакатина глава российской госбезопасности Иваненко передал им обоим пожелание российского правительства проявить благоразумие, то есть не сопротивляться неизбежному распаду Советского Союза и переходу власти к Ельцину.

Примаков ответил, что разведка — вне политики.

А у самого генерала Иваненко были и другие хлопоты, связанные с расползанием ядерного оружия.

В советские времена в дружеской компании рискованно шутили, что здание на Лубянке — самое высокое в столице: из его окон Магадан виден. Окна просторного кабинета № 517 в старом здании комитета государственной безопасности выходили на Мясницкую улицу. Кабинет № 517 занимал Иваненко.

В тот декабрьский день 1991 года, когда далеко от столицы решалась судьба России, хозяин кабинета не любовался видом на старую Москву. Вообще-то он только что стал главой самой мощной специальной службы: перестал существовать СССР, а с ним и союзный КГБ. Все структуры государственной безопасности на территории Российской Федерации отныне подчинялись генералу Иваненко. Коллеги могли только мечтать о такой должности.

Но хозяин кабинета не приказал раскупорить бутылку шампанского и отметить с подчиненными знаменательное событие в профессиональной карьере чекиста, отдавшего службе в КГБ два десятилетия и начинавшего рядовым оперативным работником в сибирской глубинке. Поступившие из Белоруссии новости отнюдь не радовали. Напротив, хозяин кабинета пребывал в тревоге.