1991. Заговор? Переворот? Революция? - [111]

Борис Ефимович Немцов, тогдашний губернатор Нижегородской области, рассказывал, как Ельцин приехал в город, поговорил с людьми, которые возмущались ценами, сел в машину и обреченно произнес:

— Господи, что я наделал…

Для него утрата народной любви была невыносима.

На Съезде народных депутатов хозяин Кемеровской области Амангельды Гумирович Тулеев бросил Ельцину:

— Борис Николаевич, вы россиян обманули. Все, что можно разрушить, вы уже разрушили. Больше разрушать нечего.

Но если бы правительству Гайдара позволили поработать подольше, избежали бы многих трудностей, с которыми потом столкнулась страна.

Ночь в Беловежской пуще

3 декабря 1991 года Комитет государственной безопасности СССР прекратил свое существование. В этот день союзный Верховный Совет принял закон «О реорганизации органов государственной безопасности». Горбачев сразу же его подписал. Закон упразднял КГБ СССР и предписывал создать на его базе два ведомства — Межреспубликанскую службу безопасности (Бакатин) и Центральную службу разведки СССР (Примаков).

Но союзные законы, как и указы Горбачева, уже не имели практического значения, а через несколько дней — после встречи в Беловежской пуще президентов России Бориса Ельцина, Украины Леонида Кравчука и председателя Верховного Совета Белоруссии Станислава Шушкевича — утратили и юридический смысл.

После Беловежской пущи нужда в Межреспубликанской службе безопасности исчезла. Каждая республика обзаводилась собственным ведомством госбезопасности.

1 декабря 1991 года на Украине состоялся референдум. Девяносто процентов опрошенных высказались за независимость республики. Российское правительство заявило, что признает независимость Украины. 5 декабря Верховный Совет в Киеве постановил, что договор 1922 года об образовании СССР утратил силу.

Первым президентом Украины избрали недавнего секретаря ЦК компартии республики по идеологии Леонида Макаровича Кравчука, которому, как и многим другим в Киеве, надоело подчиняться Москве. Ему хотелось быть главой независимого государства.

2 декабря вечером Горбачев, записал в дневнике его помощник Черняев, разговаривал по телефону с Ельциным:

«Тот куда-то ехал. Был уже пьян. Михаил Сергеевич уговаривал его встретиться вдвоем, втроем — плюс Кравчук, вчетвером — плюс Назарбаев. Тот пьяно не соглашался:

— Все равно ничего не выйдет. Украина независимая.

— А ты, Россия? — возражал Михаил Сергеевич.

— Я что! Я — Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом… Вот если вернуться к идее четверного союза: Россия плюс Украина плюс Белоруссия плюс Казахстан?

— А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби. Я — не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь и погубите все реформы.

— Да как же без вас, Михаил Сергеевич! — пьяно «уговаривал» Ельцин.

— Ну, а что же я, где… если нет Союза?

— Ничего… вы оставайтесь, — милостиво соглашался Ельцин».

Борис Николаевич предупредил Горбачева, что едет в Минск разговаривать с председателем Верховного Совета Белоруссии Станиславом Станиславовичем Шушкевичем, членом-корреспондентом Академии наук и недавним проректором Белорусского государственного университета. А неплохо бы заодно поговорить с Кравчуком, узнать, что он думает о будущем Советского Союза.

Перед отъездом Ельцин поделился своими планами с журналистам:

— Надо все предпринять, чтобы убедить украинцев присоединиться к Союзному договору.

Правда, сделал оговорку, которая в тот день не привлекла особого внимания:

— Если этого не получится, надо будет подумать о других вариантах.

«Я пригласил Бориса Ельцина формально на охоту, по существу — обсудить поставки нефти и газа нам и на Украину, — вспоминал Станислав Шушкевич. — Егор Гайдар вел Россию к рынку, значит, нам пришлось бы покупать российские нефть и газ. Денег у нас не было, кредиты никто не давал. Надо было как-то договориться на переходный период, чтобы не замерзнуть зимой. Потом выяснилось, что и Кравчук хотел бы поучаствовать в нашей встрече. Быстро стало ясно, что экономические проблемы невозможно решить без политического определения кто есть кто».

Ельцин взял с собой министра иностранных дел Козы-рева.

Я спрашивал Андрея Владимировича:

— То, что произошло в Беловежской пуще, это была импровизация или хорошо продуманная заготовка?

— К тому моменту было абсолютно ясно, что Советский Союз не сохранится как единое государство. В сентябре были все возможности его сохранить. В октябре еще оставалась возможность сохранить единое государство. Но за три-четыре месяца эта возможность была утеряна. Не думаю, что кто-то имел в портфеле готовый вариант, который потом и реализовался. Существовало несколько вариантов. Но еще утром того дня никто не знал, что сложится именно так. Для меня вопрос был один: не станет ли это повторением югославского варианта? Ведь рядом с нами распалось такое же федеративное государство, но распалось в крови. Это была главная задача — избежать повторения трагических событий. Меня, например, югославский сценарий просто по ночам преследовал. Мы стояли на краю той же пропасти…

Белоруссия, вспоминает Козырев, больше других должна была хотеть сохранения Союза. Но и здесь были очевидны настроения в пользу независимости и полного суверенитета. Из Минска российскую делегацию повезли в Беловежскую пущу. Ельцин оказался там вечером. Кравчук приехал раньше и отправился на охоту. Он подчеркнуто держался в стороне.