1941–1945. Священная война - [16]

Город готовился к сдаче. На Восток в глубь страны эвакуировались заводы, фабрики вместе с людьми.

Все, что оставалось, продолжало работать для фронта, для Победы. Несмотря на угрожающую обстановку, в городе продолжал работать кинотеатр, постоянно переполненный, большей частью раненых из госпиталя в Лавре.

Глава 12. Жаль, нет рогатки!

Августовским днем Борис Зикеев, Виктор Рау, Костя Овчинников и я играли возле пруда на огороде Коптелиных. Громко с переливами завыла сирена «Воздушной тревоги». Ей ответили гудками паровозы на станции, заводы.

Сколько за это время «Воздушных тревог» прогудело! Мы уже привыкли не реагировать на них и продолжали играть.

Прервал игру усиливавшийся шум и две точки над куполами Троице-Сергиевой Лавры. Они быстро росли, увеличиваясь в размерах. Это были самолеты «Фоке-Вульф-109» с черными крестами на фюзеляжах и крыльях. Мы стояли высоко задрав головы, наблюдая за ними. Пролетев недалеко от нас, едва не касаясь верхушек тополей, росших на огороде, они развернулись за Вифанским монастырем и повернули в обратную сторону. Летели по-прежнему медленно едва не касаясь верхушек тополей. Над огородом Коптелиных сделали небольшой крен в нашу сторону. От нас, где мы стояли задрав головы, до ближнего самолета было метров 30—40. За штурвалом лётчик был виден крупно, отчетливо с резко очерченным волевым лицом лет 45, в черной кожаная куртке, такого же цвета шлеме с поднятыми вверх очками.

– Бах! Бах! – громко, на сколько позволяли голосовые связки, строчил по летчику Зикеев, вытянув руку с указательным пальцем.

Костя натянул на всю длину, на которую был способен, предполагаемую рогатку.

– Жаль, нет рогатки! – громко крикнул он, стараясь перекричать шум моторов. – Сейчас бы этого гада и сбил!

Витя и я грозили ему кулаками.

Летчик видел нас. Он осклабил зубы, мельком бросив взгляд на нас, не отрывая рук от штурвала.

С самолета стали пачками выбрасывать маленькие листочки – листовки на зеленой бумаге. Подхваченные потоком воздуха от винта, они не сразу падали на землю, а долго кружились в воздухе, как будто играли друг с другом. Наигравшись, обессиленные падали на землю.

Завершив разворот, самолеты стали набирать высоту и полетели над железной дорогой к железнодорожной станции.

Все это нам хорошо было видно.

Над станцией под фюзеляжами самолетов раскрылись бомболюки и из них на землю кувыркаясь полетели бомбы. Почти одновременно раздалось несколько сильных взрывов. Поднятые взрывами вверх полетели шпалы, куски рельсов. Поднявшись метров на двадцать пять вверх, все это рухнуло в одночасье вниз.

Самолеты улетели. Наступило ощущение гнетущей тишины. Мы были ошеломлены, увидев первый раз так близко бомбежку.

Огород Коптелиных, соседние огороды были усеяны листовками.

Мы бросились собирать их. Набрали по небольшим пачкам. На них было напечатано: «Полетим мы на Урал, куда жид удрал».

Спустя некоторое время вновь завыла сирена «Воздушная тревога», оповещая об отбое.

Из дома вышла взволнованная бабушка. Она и дедушка видели, как самолеты летели над огородами, а потом бомбили станцию. Дедушка послал ее узнать, не попали ли под бомбежку родственники Шкинцовы. Их дом был первым от станции. Бомбы упали недалеко от них. К счастью, ни дом, ни они не пострадали.

С немецкой пунктуальностью, с завидным постоянством около двенадцати часов дня над городом стали кружить немецкие самолеты. Объявлялась «Воздушная тревога». Вооруженные патрули не разрешали ходить по улицам. Город замирал. Летали самолеты парами на небольшой высоте, разбрасывали листовки, но не бомбили. Тут мы и собирали их, а потом разбрасывали на улице. Мы не осознавали того, что делали. Для нас это была игра, забава.

Не всегда так получалось. Неожиданно откуда-то появлялись мужчины в гражданской одежде, отбирали собранные листовки, запихивали их в мешок и унесли.

Ходили слухи о плане немцев взять город к зиме, пережить в нем холод, а весной продолжить наступление на Москву с севера. Другого объяснения, почему немцы не бомбили больше Загорск, не слышал.

Глава 13. Фининспектор

Утром, едва забрезжит рассвет, дедушка цеплял на нос очки и садился за швейную ножную машину «Зингер». Нажимал ногой на педаль до тех пор, пока было еще светло и можно шить.

Потихоньку обшивал заказчиц, перелицовывал верхнюю одежду, надставлял, убавлял. Он не позволял себе отдохнуть, постоянно торопился, чтобы бабушке, что он успел сшить за неделю, в воскресенье было что отнести на рынок на продажу.

Оставлял работу редко, только тогда, когда шел помолиться в Троице Сергиеву Лавру.

После удачной продажи, бабушка с рынка приносила старые потрепанные вещи на перелицовку.

Не всегда удача сопутствовала ей. Ловкачи промышляли на базаре. Обманывали. Однажды вместо денег за проданное пальто всучили ей сверток из газет.

Война подошла к порогу города, стучалась в каждую дверь. Сказать так, это ничего не сказать. Она не только стучалась своей костлявой ногой, она распахнула двери, войдя в каждый дом. И тем не менее, заниматься надомным трудом, по-прежнему, было строго запрещено.

Фининспекторы шныряли, шарили по домам. Вылавливая надомников, конфисковывали товар. За входной дверью, пока дедушка шил, постоянно приходилось следить и держать ее на запоре.