1923 - [82]

— Николай, а вы никогда не задумывались над словами, которые вам сказали на Востоке по поводу смерти вождя?

— Это какого? Там их много говорили.

Фриц дёрнулся. Чувствовалось, что ему ужасно хотелось знать всё.

— Про Ленина. Про болезнь нового мира.

— Ну, это просто. Он ведь создал новый мир – эту новую Россию. Это новая цивилизация, которая полностью отрицает весь старый опыт развития человечества. Вот и заболел от напряжения.

— Нет, нет, — Фриц от возбуждения почти кричал. Когда вы вчера сказали мне это, я сразу задумался. Это было как-то знакомо. Какая-то зацепочка. И прямо вчера я спросил нашего врача. Он хороший специалист, он помогал немецким профессорам, которые приезжали лечить Ульянова. Так вот, — Фриц наконец-то успокоился и сделал выдержанную паузу, — Ульянов болен люэсом. В последней стадии.

— И что? — не понял Николай. Только потом он вспомнил, что так почему-то называли сифилис. Вот ты и попался. Прямо на крючок. Всё, что я хотел, ты проглотил.

— Так ведь люэс и есть болезнь Нового Мира. Это его привёз Колумб из Америки, которая является Новым Светом. «Nuevo Mundo» – по-испански так и переводится «Новый Мир».

Вот только без Твардовского. Неожиданно он вспомнил анекдот, что при поступлении в ИФЛИ Твардовскому попался экзаменационный билет по «Стране Муравии». Жаль, что не расскажешь.

— Вы думаете, — с сомнением постарался протянуть он.

— Да, да, это точно. Совершенно точно. А что они говорили ещё?

Я бы знал, что так будет, хоть бы учебник по истории прочитал, печально подумал Коля. Ну что делать, что я ничего не помню про 23 год. Про Россию даже не помню, не говоря уже о других странах. Ну, в Германии инфляция – об этом Ремарк писал в «Чёрном обелиске». Франция стоит в Руре – так выйдет. Ну ни фига больше не помню. Он уже с явным сожалением развёл руками.

— Извините, Фриц. Не помню. По поводу смерти – это слова единственные.

Герхард покачал головой.

— Эх, Николай, удивительный вы человек. Вам удалось заглянуть в будущее, а вы ничего не помните. Я знаю кучу людей, которые бы полжизни отдали бы за то, чтобы оказаться на вашем месте.

Кажется меня снова подкупают. Это здорово. Привыкну ведь, как в 21 веке буду. Измучаюсь и умру. Настроение мгновенно испортилось. При мыслях о кредиторах снова заболело сердце. Из этого мира, где он играет такую интересную роль снова в позицию должника без надежд на отдачу денег – это не сильно радовало.

— Фриц, а давайте спросим Надю. Мы с ней сегодня участвовали в некоей мистерии, и вот она молчит уже четыре часа. Давай Надя, расскажи.

— Дама Надя, пожалуйста, расскажите, — поддержал Фриц.

Надька изумлённо посмотрела на них.

— А о чём?

— Что ты видела сегодня ночью, если видела конечно.

— Я видела своего сына. Я думала, что он умер. В 19 году было очень тяжело, и, я ничего не помню, как рожала. Потом мне сказали, что он умер. А сегодня я увидела его. Он уже такой большой. Он бегал по улице, по деревенской улице, и смеялся. И звал меня. Я теперь точно знаю, что он жив. Я буду искать его и найду. Он будет со мной. Ему без меня плохо.

Вот это да, как-то в прострации подумал Коля. Если это не наркотический бред, то всё тогда серьёзно, очень серьёзно. Нет, жизнь явно пробует меня на способность удивляться. Наверное ждёт, когда же перестану. Он погладил Надю по плечу. Она не плакала. Просто он понял, что странное выражение лица, которое было у неё с утра – это выражение удивления и привыкания к этой новой реальности её жизни.

— Извините, Надя, — мягко сказал Фриц. Мы не должны были… Он замолчал. В эту эпоху войн и революции каждый человек в Европе, наверное потерял кого-нибудь. Даже в далёкой от битв Испании, вспомнил Коля куча народа погибла от простого гриппа. Он тогда так и назывался «испанка».

— Вы знаете, Фриц, это действительно иногда может бывать опасно и больно для человека. Впрочем, вы знаете, у меня есть вопрос, даже два, — Коля пресек видимое желание Герхарда более подробно узнать, что творилось сегодня ночью.

— Первое: мне бы встретиться с господином Байером. У меня к нему есть интересный разговор.

— Он до двух часов будем в Наркомвоенморе, а потом приедет сюда.

— Вот и прекрасно. Я тогда вернулся бы часам к трём-четырём. Пусть он меня подождёт. И второе. Как вы относитесь, чтобы открыть небольшой ресторан для своих. Допустим, чтобы только иностранцы могли там собираться. С немецким, к примеру, колоритом. С вашей стороны деньги, с моей – разрешения и персонал. Мне кажется, идея не лишена разумности.

— А что, пожалуй. Место где можно будет собираться, приёмы устраивать.

— Деловые встречи, — вставил Коля. — Может даже, что-то вроде клуба. При нём гостиница и всё такое.

— Да. Это весьма интересная мысль. Я думаю её надо разработать. Деньги под это можно найти. Клуб, поле под ипподром, дача где-нибудь в деревне. Это очень интересно, — все больше воодушевлялся он.

— Ну ты даешь, подруга, — только и сумел сказать Николай, когда они вышли на улицу. И что же ты теперь будешь делать?

— Не знаю, Коленька, — Надя покачала головой. Я должна быть с тобой. Вот кончишь дела, и я буду искать маленького.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Поехали к Перовскому. Поговорим с ним про ресторан. Он мужик умный, может чего придумает.