1918: Очерки истории русской Гражданской войны - [61]

При атамане Краснове борьба между обеими этими точками зрения продолжалась, и надо сказать, что покушений на подчинение Добровольческой армии донцам у них никогда не было. Уния была максимумом донских требований и минимумом добровольческих.

Генерал Краснов соглашался при условии направления Добровольческой армии к Царицыну на «автоматическое подчинение» всех донских войск Царицынского фронта генералу Деникину[221]. Генерал Деникин говорил о единстве командования и о том, что желательно поступление донских частей в Добровольческую армию[222].

Это расхождение на практике привело к тому, что Дон потребовал возвращения всех донцов из Добровольческой армии.

Дон и Добровольческая армия оставались на положении двух даже не союзников, а лишь «попутчиков». Расхождение в ориентациях еще более обостряло взаимоотношения. В конце концов ориентации, вопрос единства командования и взгляды на роль окраин привели к совершенному расхождению генерала Деникина и донского атамана. Трудно сейчас даже поверить, чтобы вожди двух важнейших противобольшевистских группировок, действовавшие и находившиеся на той же территории Донского Войска, могли писать друг про друга – один: «И прав был атаман, когда во главе своих врагов ставил и генерала Деникина»[223], а другой: «Что касается меня лично, то, чтобы не терять душевного равновесия и не создавать самому какого-либо повода для осложнений, я с конца июня (середина июля по новому стилю) 1918 г. прекратил совершенно переписку с генералом Красновым»[224].

При возвращении из 1-го похода генералом Деникиным в Лежанке (случайно или умышленно, так как Лежанка была единственным пунктом за все время похода Добровольческой армии, лежавшим не в пределах казачьих территорий) была составлена Декларация Добровольческой армии. 6 мая в Егорлыцкой по ознакомлении с ней генерала Алексеева, она была обнародована.

Сущность этой декларации сводилась к следующему: «Добровольческая армия поставила себе целью спасение России путем создания сильной, патриотичной и дисциплинированной армии и беспощадной борьбы с большевиками, опираясь на все государственно мыслящие круги населения.

Будущей формы государственного строя руководители армии (генералы Корнилов, Алексеев) не предрешали, ставя их в зависимость от воли Всероссийского Учредительного собрания, созванного по водворении в стране правового порядка…

Предстоит и в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба за целость разоренной, урезанной, униженной России; борьба за гибнущую русскую культуру, за гибнущие несметные народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить волю черни»[225].

По сравнению с воззванием Добровольческой армии от 9 января декларация, сохраняя идею народоправства («хозяин земли русской – ее народ выявит державную волю свою» в воззвании 9 января), уточняла лишь вопрос Учредительного собрания, «созываемого по водворении в стране правового порядка». Правда, что генерал Деникин не говорил в подписанной им декларации об Учредительном собрании от своего имени, а ссылался на не предрешавших будущих форм государственного правления генералов Корнилова и Алексеева. Однако, так как генерал Алексеев 6 мая, т. е. в день обнародования декларации, был при армии, идеи Учредительного собрания и народоправства, следовательно, выражали политику вождей Добровольческой армии и после Кубанского похода.

Настроениям широких кругов офицерства Добровольческой армии, по-видимому, они не отвечали. Генерал Деникин пишет, что через два дня по обнародовании декларации (т. е., значит, 8 мая) «заходит ко мне генерал Марков (командир 1-й бригады Добровольческой армии) и смущенно докладывает: «Среди офицеров вызывает толки упоминание воззвания о «народоправстве» и об «Учредительном собрании»[226].

Сомнения в целесообразности подобной постановки вопроса о политическом credo Добровольческой армии были, однако, и у генерала Алексеева, на которого ссылался в декларации генерал Деникин.

В письме к генералу Щербачеву генерал Алексеев писал: «Руководители Добровольческой армии сознают, что нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица. Как показал продолжительный опыт пережитых событий, никакая другая форма правления не может обеспечить целости, единства, величия государства, объединив в одно целое разные народы, населяющие его территорию. Так думает почти весь офицерский элемент, входящий в состав Добровольческой армии, ревниво следящий за тем, чтобы руководители не уклонялись от этого основного принципа»[227].

Взгляды генерала Алексеева были, таким образом, ближе к взглядам генерала Краснова, чем к идее непредрешенства и волеизъявления народа.

Полковник Дроздовский, например, сам состоял в тайной монархической организации[228].

Несомненно, что декларация Добровольческой армии не отвечала настроениям русского офицерства.

Дополнением декларации является «Наказ представителям армии», разосланный в середине мая в разные города для общего руководства.