1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции - [54]

Любопытно, что в Японии из-за подписания мира без контрибуции (во время войны народ просили «потерпеть», обещав массовое «обогащение» после победы) тоже начались массовые волнения. 5 сентября разъяренная толпа разгромила в Токио 70% полицейских участков. После этого в стране началась 13-летняя «эра народного насилия». Русские организовали?! Или американцы?

Конец лета знаменовался новыми массовыми побоищами. В Закавказье началась новая резня между армянами и «татарами», а в небольшом городе Шуше в результате беспорядков погибло свыше 600 человек. Ну а в Баку произошло восстание рабочих нефтепромыслов. При этом повстанцы подожгли две трети нефтяных вышек и нефтехранилища. В огромном пожарище сгорело несколько десятков миллионов пудов нефти, добыча черного золота сразу сократилась на 60%.

26 августа около финского побережья сел на мель пароход «Джон Графтон». При этом команда взорвала судно и сбежала, а прибывшие затем на сгоревшее судно солдаты обнаружили в трюме 1780 ружей швейцарского образца и 97 ящиков с динамитом. Груз явно предназначался для революционеров, а его содержимое соответствовало ранее упомянутому обещанию Гапона снабдить народ «всем необходимым». И это было не просто «скверное дело», как написал царь на рапорте о данной находке. Оно свидетельствовало о том, что революционная борьба в России утрачивает стихийность и принимает все более организованный характер.

Между тем указанный корабль был делом рук Григория Гапона! В июле богатый финский революционер и борец за свободу Финляндии Конни Циллиакус решил организовать вооруженное восстание в Петербурге. Выделенные им средства были распределены между революционными партиями и частично потрачены на закупку оружия для восставших. Для транспортировки ружей и динамита в Англии и был зафрахтован пароход «Джон Графтон». Основную роль в закупке и погрузке оружия сыграли эсеры, но для приема и распределения его в столице у них не было достаточных возможностей. Тогда появилась идея привлечь к делу Гапона с его рабочей организацией, который в тот момент проживал в Лондоне и даже успел издать книгу «История моей жизни». Полученные гонорары он также пожертвовал на дело революции.

Гапон воспринял идею с восторгом и тут же разработал план восстания. «Десять или двадцать тысяч рабочих собираются к одной из приморских пристаней, поблизости Петербурга, и захватывают ее в свои руки. В это время он, Гапон, подъезжает к пристани на корабле, нагруженном оружием. Рабочие вооружаются, и он во главе их двигается на Петербург» – так впоследствии описывал его сам Циллиакус. При этом Гапон договорился с Лениным, что большая часть оружия будет передана большевикам, у которых в столице уже была хорошая боевая организация. Посредником между ним и большевиками должен был выступить Максим Горький, который с этой целью выехал из Петербурга в Финляндию. Циллиакус вручил Гапону 50 тысяч франков наличными и предоставил ему свою яхту. На этом судне бывший поп и отправился в плавание через Балтийское море спустя полгода после бегства из Петербурга.

Однако судьба снова оказалась неблагосклонна к зачинателю революции. У берегов Финляндии его яхта попала в шторм и утонула, а сам он с трудом доплыл до берега. Позднее Гапона укрыли от полиции деятели финской Партии активного сопротивления. А потом пришло известие, что пароход «Джон Графтон» тоже не доплыл до Петербурга, сев на мель в Финском заливе. По некоторым данным, виновником неудачи был все тот же эсеровский провокатор Азеф, который также участвовал в предприятии и знал все подробности.

Никогда этого у нас не было, и вот опять!

В сентябре в столицах началась новая забастовка печатников, булочников, табачников, трамвайщиков и других профессий. В отличие от прежних акций протеста рабочих крупных заводов, не представлявших прямой угрозы для функционирования городских служб, данная забастовка быстро привела к параличу жизни, серьезным трудностям для всего населения, резкому росту цен, всплеску спекуляции и т. д.

Ну а в октябре началось то, что большевики потом назвали «высшим подъемом революции». «Крупные события начались неожиданно и развернулись крайне быстро», – писал Ольденбург. Если до этого девять месяцев восстания при всей их опасности для режима происходили локально, позволяя властям относительно оперативно реагировать на происходящее, то теперь царь и его окружение впервые увидели, что такое настоящая борьба.

Кстати, тот же Ольденбург довольно точно обозначил реакцию царя и его окружения на очередной всплеск волнений – «неожиданно». Для них всегда и все происходило неожиданно! И жестокие еврейские погромы, и студенческие волнения, и политические убийства, и забастовки, и поражения в войне. Слишком долго власть в России, не будучи хоть в какой-то мере утвержденной волеизъявлением народа и чья «легитимность» базировалась на принципе «так надо», жила отдельно от этого самого народа. Поэтому любые явления, не укладывавшиеся в голове царя и элиты, возникали всякий раз только «внезапно». Тут очень подходит легендарная фраза Виктора Черномырдина, премьер-министра российского правительства в 90-х годах и известного автора многочисленных афоризмов: «Никогда этого у нас не было, и вот опять!»