1914 год. Начало - [7]

. В первые дни все были счастливы и не предвидели для себя и страны тяжких последствий. Или почти все – трезвые умы все же оставались и ничего хорошего не ждали. Русский дипломат И. Я. Коростовец в феврале 1917 г. в ответ на поздравления американского посла Дж. Френсиса, который был в восторге от так быстро свершившегося бескровного переворота, ответил, что даже его, Коростовца, внуки не увидят конца «русской только что начавшейся революции»³¹. И он оказался прав.

Попытки думских интеллектуалов и бретеров возглавить воюющую страну закончились оглушительным и почти мгновенным провалом. Многим из них довелось на личном опыте убедиться в том, что власть без силы также опасна для общества, как и сила без власти. Крах организационных усилий русских либералов весной – летом 1917 г. будет абсолютно непонятен, если не помнить или не знать того, что это уже не первое их крушение. На самом деле, в качестве государственных деятелей они провалились еще ранее, в дореволюционный период, когда управляли созданными с благословления государства общественными организациями: Земским, Городским союзами и Военно-промышленными комитетами.

Неожиданно негативную роль сыграли исторические знания. Опыт Французской революции требовал опасаться угрозы справа. У русской революции во главе с либерально-демократическими, а затем и социалистическими лидерами не могло быть врагов слева. Когда выяснилось, что Россия 1917 г. все же не совсем походила на Францию 1789 или 1793 гг., было уже поздно. Значительные лица из Государственной думы, Земского, Городского союзов, Военно-промышленных комитетов быстро оказались недостойными доверия улицы и были сметены ею, как мусор.

Пришедший к власти А. Ф. Керенский, демагог с театральными замашками, верил в себя и в свою способность трактовать политику как интригу. Поначалу у него многое получалось, во всяком случае, он был успешен в борьбе за должности и в создании вокруг себя атмосферы обожания. Став военным министром, он сменил штатский пиджак на френч защитного цвета, а летом 1917 г. у него разболелась рука – он носил ее на черной повязке через плечо, что придавало фигуре «демократизатора армии» оттенок романтизма. Министр был похож на раненого героя³². О том, как это надеялись использовать, можно судить по приветственным завываниям сторонников демократии в «Русском инвалиде»: «Керенский и народ – одно. Имя его – имя вождя. И в этом имени – успех и победа»³³. Приемы А. Ф. Керенского вызывали умиление в прессе, которая назвала его Сен-Жюстом русской революции, «существом особым, чуждым человеческих слабостей», в отличие от своего французского оригинала принципиально отказавшимся от кровопролития и в этом явившим «то вечное, что очищает и облагораживает всякий факт истории, поднимая его на прозрачный воздух, передавая его благожелательным солнечным лучам, – сострадание»³⁴.

Рост беспорядка и разложение армии вызвали к политической жизни новых лидеров, пытавшихся возродить дисциплину и порядок железной рукой, а не патетическими речами и дешевыми приемами. А. Ф. Керенский завидовал популярности генерала Л. Г Корнилова и боялся его. Ему удалось спровоцировать на выступление своего «врага справа» и разгромить так называемый «корниловский мятеж», а после этого он остался один на один с «друзьями слева». 1 (14) сентября для усиления своих позиций он провозгласил Россию республикой, сославшись на единодушную поддержку, которой у него, кстати, не было: «Считая нужным положить предел внешней неопределенности государственного строя, памятуя единодушное и восторженное признание республиканской идеи, которая сказалась на Московском государственном совещании, Временное правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский и провозглашает Российскую Республику»³⁵. Это не спасло ни А. Ф. Керенского, ни псевдореспублику. Это были бесконечно малые величины, презираемые почти всеми. К власти под лозунгами прекращения войны и широких социальных преобразований пришли большевики.

Очень быстро во внутренний конфликт вмешались противники по Первой мировой войне. Признаться, нелегко разобраться, где военная оккупация перерастала тогда в интервенцию, ясно одно: германцы, австрийцы, турки и даже болгары к концу 1917 – началу 1918 г. не страдали разного рода комплексами, стараясь извлечь максимум выгод из победы над беззащитной Россией. Стране пришлось заплатить огромную цену за «выход из войны». 3 марта 1918 г. большевистское правительство подписало Брестский мир. Формально это была капитуляция, логичное следствие разгрома. «Масса поняла истину, что если армии нет, а рядом с вами лежит хищник, то вам придется подписать наитягчайший, унизительный мирный договор»³⁶. Необходимый при таких обстоятельствах «временный выход был только во временной передышке, которая была получена при подписании Брестского мира»³⁷. Передышка продлилась недолго. С весны 1917 по весну 1918 г. Антанта несла весьма тяжелые потери, а затем обстановка начала меняться в ее пользу. Мощнейшее влияние на последнем этапе войны оказали США, выступив в апреле 1917 г. на стороне противников Германии. Попытка ее командования переломить ход войны на Западном фронте до прибытия американских подкреплений провалилась: немцы смогли прорвать фронт, используя новую тактику штурмовых отрядов, но уже не имели достаточного количества сил для того, чтобы использовать возможности, созданные прорывом