1914 год. Начало - [47]

О.) произвело эффект разорвавшейся бомбы. Должен признать, что эта война явилась крайней неожиданностью, даже более, чем японская война»⁶.

Семинарист А. М. Василевский, будущий маршал Советского Союза, встретил июль – август 1914 г. на каникулах в Кинешме. Он также отмечал: «Во всяком случае, объявление войны явилось для нас полной неожиданностью. И, уж конечно, никто не предполагал, что она затянется надолго»⁷. Английского путешественника С. Грэхема объявление войны застало в далекой деревне на Алтае. Его описание реакции местного населения на приказ о мобилизации напоминает бессмертные страницы шолоховского «Тихого Дона»: «Молодой человек проскакал по улице на прекрасном коне, за его спиной по ветру развевался большой красный флаг; скача, он выкрикивал новость для всех и каждого: Война! Война!»⁸. Далее произошло то, что, очевидно, так удивило британца: «Люди ничего не знали о проблемах Европы, им даже не было сказано, против кого Царь начал войну. Они оседлали своих коней и с готовностью поскакали, так и не спросив о причине призыва»⁹. Генерал Ю. Н. Данилов дал точное описание поведения русского крестьянина в войну: «…терпеливые и инертные по свойствам своей природы, они шли на призыв, куда звало их начальство. Шли и умирали, пока не настали великие потрясения»¹⁰.

В такой готовности выполнить свой долг одновременно крылась немалая опасность. Люди, не спрашивавшие, с кем им придется воевать, слабо представляли себе цели войны, не говоря уже о ее причинах. Рано или поздно это незнание должно было сыграть свою роль. На необходимость воспитания русского общественного мнения ряд офицеров Генерального штаба обращал особое внимание еще перед войной. Огромные расстояния России, слабость ее политических партий, значительный удельный вес неграмотного и недостаточно материально обеспеченного населения заставляли с опаской смотреть в будущее. Государственная дума и пресса в качестве выразителей общественного мнения особых надежд не вызвали. «Нам нужно что-то более или менее постоянное, – писал в 1913 г. полковник А. А. Незнамов, – определенно известное, длительное. Я бы позволил себе сравнение: если на Западе им (общественным мнением. – А. О.) могут пользоваться, как разрядом Лейденской банки, нам нужно заготовить себе целую батарею»¹¹. Ничего подобного в России заготовить не успели, «духовная мобилизация» русского общества, по словам современника, «совершалась не стройно»: «Чуть ли не каждый имел свою собственную теорию восприятия войны или даже несколько теорий – последовательно или одновременно. Во всяком случае, не помню, чтобы одна какая-либо идеологическая концепция или хотя бы отчетливое чувство объединяло всех»¹². Между тем при начале боевых действий такого масштаба огромное значение принимала пропаганда.

Самой действенной, конечно, оставалась идея угрозы вторжения, которую практически и не нужно было развивать в ряде стран (Франция, Бельгия, Сербия, Германия). В некоторых случаях военной пропаганде пришлось решать более сложные задачи: например, первые плененные на Западном фронте американские солдаты на вопрос о причине своего прибытия в Европу отвечали, что США вступили в войну, чтобы освободить «большое озеро Эльзас-Лотарингию», причем где находилось это озеро, пленные толком не знали. Однако затем последовали энергичные пропагандистские действия со стороны командования экспедиционного корпуса¹³. В России дело обстояло иначе, в том числе и потому, что значительное количество слабо образованных и неграмотных солдат чрезвычайно осложняло действие военной пропаганды. По свидетельству А. И. Деникина, перед войной призывы давали до 40 % неграмотных новобранцев¹⁴. Будущий комендант Берлина генерал А. В. Горбатов, встретивший эту войну рядовым в кавалерии, вспоминал, что в эскадроне, в котором он служил, «половина солдат были неграмотными, человек двадцать на сто – малограмотными, а у остальных образование ограничивалось сельской школой»¹⁵.

В этом отношении русская армия явно уступала противникам и союзникам и по качеству, и по количеству. Для сравнения, в 1907 г. в германской армии на 5 тыс. новобранцев приходился один неграмотный, в английской на 1 тыс. – 10 неграмотных, во французской на 1 тыс. – 35 неграмотных, в австро-венгерской на 10 тыс. – 220 неграмотных, в итальянской на 1 тыс. – 307 неграмотных. Набор 1908 г. дал русской армии 52 % грамотных солдат¹⁶. Такой состав армии таил в себе немалую опасность. «Малокультурный русский народ, – вспоминал современник войны и революции, – не отдавал себе отчета в совершавшихся тогда, в 1914 г., событиях, как не отдавал себе он и потом, в 1917 г., такого же отчета, бросая фронт и разбегаясь с винтовками в руках «без аннексий и контрибуций» по домам»¹⁷.

Недолго продержался и мир между правительством и политическими партиями, которые своими действиями объективно способствовали разлагающему влиянию противника. Первая мировая была и первой тотальной войной. «В этой войне, – отмечал Эрих Людендорф, – нельзя было отличить, где начиналась мощь армии и флота и где кончалась мощь народа. И вооруженные силы, и народы составляли одно целое. Мир увидал войну народов в буквальном смысле этого слова. С этой объединенной мощью стояли друг против друга самые могущественные государства нашей планеты. К борьбе против неприятельских вооруженных сил на огромных фронтах и далеких морях присоединилась борьба с психикой и жизненными силами вражеских народов, с целью их развалить и обессилить»